Я сижу на работе, унываю, попиваю мисо-суп, кашляю. Поэтому немного весёлого и религиозного, чтоб поднять настроение:

www.pravoslavie.ru/put/2458.htm

Друзья, только вы не думаете, что троллю ПЦ, тем более что это текст древний, начала XX века. Но просто потрясающе клёво, как у человека всё наоборот! Восхитительно! Если заменить слово "православие" на "католицизм", то получится про моё отношение к Церкви

Кстати, знающие люди - "русские инославные исповедания" - это шо за таке? Лютеране, что ли?

@темы: цитата, религия, оскал филиоквы

---

Дожили

до того момента, когда нету сил ответить на у-мыл. Ох-хо-хо.

@темы: личное

---

Я научилась сооружать колоратку из картона и, собсно, воротника рубашки . Кощунство, кощщщщунство, помоги мне святой Игнатий.

@темы: ролёвка, оскал филиоквы

---

Крик души

Поняла, что хаччу творить.)) И твориться))) Вот сейчас уйдут коллеги - попишу, а ещё я хочу фотосет, а ещё я хочу флейту. Это, впрочем, потруднее - кто меня фотать-то будет, - а уж флейта, если найдётся в запасниках, это ваще... занятие на века))). Но какое мне дело!

@темы: личное

---

Кстати, сегодня же ДР Шекспира!

Которого мы все так любим .



(Это как бы намекает на моё шекспироведческое вероисповедание, да.)

@темы: картинки, праздник, Шекспир

---

Отчёт о Риволе-2 - пусть висит у меня, для истории

Самая неудачная миссия Афры Барриди

Это была самая неудачная миссия Афры Барриди. Страшнейший, невообразимый провал. И что невообразимее всего – когда под ногами разверзается пропасть, ты понимаешь, что не боялся этого всю жизнь, а ждал.

Начать стоит с того, что всегда казалось главным, как Солнце на небе: семья Барриди могущественна, это древний род алхимиков. Довольно странно было говорить гостям на пиру в Риволе «Мой отец придворный алхимик» – и не видеть почти никакой реакции. Алхимики при солнцеликом какаде – это его штат убийц, которые всегда готовы устранить опасного, неугодного или не понравившегося.

Второе, тоже очень важное – Афра не сын, дочь, к тому же дочь рабыни с Севера. Расходный материал. Ничтожество, которое должно как-то оправдывать своё существование. В одиннадцать лет она впервые поднесла жертве яду. Конечно, не сказать чтобы Семья работала не покладая рук – Афра совершила всего семь убийств, не подвиг, а чих комариный. Но Барриди всегда ответственно подходили к тому, чтоб для исполнения заказа всё было готово всегда. Поэтому, когда старший брат Афры погиб (при довольно странных обстоятельствах), её отец, арам Барриди, дал распоряжение воспитывать свою дочь от рабыни как мальчика. Кто-то должен выполнять грязную работу, а женщине везде ход закрыт.

Афра неплохо подходила для этой роли – рослая, совсем как мужчина, некрасивая, к тому же кровь людей с Севера жидкая, варвары трусливы, зачем Семье ублюдок с таким сердцем. Суровое воспитание могло обтесать Афру, но не сделать её действительно достойной Семьи. Да, свои поручения она выполняла неплохо, мальчика изображала достойно, и даже тот факт, что «Набиль Калиб Барриди» не пьёт кофе, напитка мужчин, никого особенно не настораживал. Убийство сановника, который был удостоен чести рассказывать какаду о дальних странах (то есть был по-ривольски главой дипломатического корпуса, наверное, или министром), а потом попал в немилость, было вообще весьма хорошо сделано. Правда, главная идея принадлежала отцу: Афру заклеймили знаком Семьи (как женщин, в плечо), одели в женское и продали сановнику как рабыню. Когда они с сановником остались наедине, всё было быстро сделано. Афра придушила его и для надёжности добила ножом. Он дёргался и хрипел, а она нежно пела, чтобы не вызвать подозрений у стражи за дверями (правильнее было бы издавать звуки страсти – но она совершенно не умела…).

Потом спасалась бегством – на этом задании не было права умирать, – добралась до дома, примчалась прямо на мужскую половину, к отцу, чтобы сообщить, что задание выполнено. Доверенный раб опрометчиво впустил Афру, а отец в это время пил кофе с, судя по всему, заказчиком. Гость посмотрел ей в лицо, и она не сразу опустила глаза. Пожалуй, это было самым первым провалом. Никогда не знаешь, что убьёт тебя.

Когда Набиля отрядили секретарём с посольством в Риволь, то выяснилось, что побратим арама Наида Сирраная – тот самый заказчик. Он мог её выдать, но не выдал, и это пугало. Особенно это было опасно потому, что Афра ехала с заданием. Ей приказали убить короля Теонта.

Более того, её показали какаду, и повелитель удостоил её чести дать облобызать носки его туфель и подарил перстень. А отец объяснил, что на этом задании она не имеет права оставаться в живых. Слишком велик риск, что под пытками она может что-то выдать, да и вряд ли после убийства самого короля её выпустят живой. Афра понимала и другое – она отработала своё. Тем более что недавно отец отпраздновал рождение мальчика. Кому нужна молоденькая наёмная убийца, кому нужна старая (почти двадцать лет!) девушка, кому нужна заклеймённая?

Это тоже был шаг к провалу, и его обеспечил сам многомудрый отец. Он мог не говорить прямо о том, что сразу по исполнении заказа надо умереть. Тогда на протяжении пути в Риволь руки Афры не дрожали бы, запах конского пота не казался бы таким приятным, а дорога – такой быстрой. Нет, она не малодушничала. Хотя… когда её лошадь испугалась и понесла вдоль глубокого оврага, Афра поняла, как же не хочет умирать. А когда арам Арбааль Лэйх спас её… было окончательно ясно, что с этого момента всё пойдёт не по плану.
Во-первых, такая забота вызвала у Афры подозрение, что Амир служит её отцу. Она привыкла, что все боятся отца (даже, будем честны, какад), но арам Арбааль Лэйх был… не такой. Совершенно другой. Он пугал её больше отца, но совсем другим страхом. В нём чувствовалась такая сила, что арам Барриди казался почти что тряпичным пугалом, далёким и ненастоящим. К концу похода дом, семья, отец, его приказ словно отошли за горизонт. Впервые Афра ощутила себя свободной. И это было во-вторых.

Приехали в Гардеварт к самой коронации, и Афра не успела толком осмотреться, не говоря уж о том, чтобы подготовить дело. На торжестве пришлось заменять арама Наида Сирраная – он безо всяких обяснений швырнулся подушкой и заявил, что никуда не пойдёт – и, по привычке делать всё хорошо, она неплохо всё выполнила. Увидела короля, его советника, мельком – Великого Инквизитора, побоялась подходить к послу Элеройта – на основании слухов, ходивших при иесехском дворе Афра подозревала, что заказал короля ей именно Элеройт, и так оно и оказалось, – а также познакомилась с посольством Февитиаса…

Удивительно то, что женщины в Риволе могут ходить с открытыми руками и декольте, то, что мужчины могут к ним прикасаться (более того, поцеловать руку – это честь для дамы! Честь! Когда ей, Афре, так тяжко было выдерживать случайные прикосновения спутников, которые не задели бы её даже краем одежды, знай они…). Но об этом Афра хотя бы слышала. А тут – посольство, состоящее из одних женщин! В итоге Набиль весьма мило пообщался с принцессой Квельей, но, кажется, от той не укрылось, как посольскому секретарю плохо. Больно… как-то освободительно больно.

Странно, но дамы из Февитиаса, чужачки, ещё более чужие, чем ривольцы, стали людьми, которых Афра не боялась, которым, насколько это было возможно, доверяла. Она умела слушать свою интуицию.

Приехав вместе с рабом Навиром на пир в королевский замок, Афра была рада встрече с принцессой Квельей. Скоро всё должно решиться, приятно встретить её именно теперь.

Свою жертву она видела недолго, во время чтения первого королевского указа, а потом подобраться к Теонту стало маловероятно – за секретарём и рабом буквально по пятам ходил телохранитель Его Величества. Иногда удавалось провести в помещении пару минут без него – и сразу же, например, встретиться с Великим Инквизитором, отказаться целовать его руку и вызвать его неудовольствие иесехским чествованием, – а потом он сразу появлялся, прислонялся к стене и принимался наблюдать. Заинтересовавшись восковыми свечами, которыми в Риволе освещают дома вместо масляных ламп, Афра позволила себе оживиться и засыпать телохранителя вопросами, чтоб усыпить его подозрения. После этого, кажется, ни минуты не проходило без разговоров – то принцесса Эландора уведёт в уголок, чтобы спросить, правда ли арам посол кинулся подушкой, то Великий Инквизитор заведёт милую издевательскую беседу, то, едва сев, Афра с Навиром услышат ссору герцога Трево с сыном – и будут пребывать в изумлении и праведном гневе по поводу обращения детей с родителями, пока не произойдёт новое явление…

Конечно, все спрашивали об остальных членах посольства, секретарь повторял, что они скоро явятся, и это произошло действительно быстро, но в самый неподходящий момент. Едва начав фразу, Афра увидела словно из воздуха возникшего Амира, и ноги едва не подкосились от неожиданности. Ну, а арам Наид Сирранай явился как раз тогда, когда пришлось ради приличия соврать, что никакими подушками он не кидался – явился, чтобы гордо заявить принцессе Эландоре, что кидался, и в неё кинуть тоже готов.

Всё это было очень забавно, но другой посол тоже повёл себя необдуманно – Исидор Вентрис из Элеройта подсел к Наиду Сирранаю и Набилю с вопросом, когда же они будут выполнять один из пунктов договора между Иесехом и Элеройтом. Вот так-то! Потом Афра подошла к представителю заказчика, чтобы уточнить, за кого же она должна умереть – как она и думала, за короля Элеройта. Но это было только после того, как Амир и Ан’Шиа загнали её в угол, чтобы выяснить, о какой договорённости говорил Вентрис. Пришлось вертеться, как уж на сковородке, мучительно подозревая при этом, что арам военный советник и без того уже всё знает. Это стало особенно ясно, когда он холодно сказал: отпустим мальчика, пусть подумает.

Испытывая что-то меж яростью и благодарностью, Афра вылетела в пиршественный зал и сперва в бессилии уставилась в окно – и тут же рядом вынырнул граф Трево с вопросом, что случилось. Это придало сил, и Афра ринулась разговаривать и смотреть на живые человеческие лица, которые пока ещё не сменились выжженными черепами мёртвой пустыни. Она хотела быть везде, чтобы подстеречь Теонта и полоснуть его отравленным ножом, но – сперва случился разговор с февитианским секретарём, Лорелией, которая просила передать извинения своей госпожи араму Наиду Сирранаю. Она оказалась тоже алхимиком – помимо того, что тоже секретарём и тоже женщиной, и, кроме того, Афра ощутила в ней что-то близкое себе. Вскоре после этого вдруг был объявлен обыск.

Эти два события заставили секретаря пойти и предупредить коллегу о том, что инквизиция рыщет в поисках ядов и оружия.

Неудивительно, если учесть, что поведение принцессы Квельи, за которое пришлось извиняться, было вызвано чрезвычайно опасным ядом!

Эта ночь напоминала танец. Медленное кружение, встреча то с одним партнёром, то с другим. Кружение весьма убыстрилось, когда на празднующих обрушилась целая лавина отравлений – сперва Квелья, потом ривольский дворянин, потом Лорелия, а там без удержу…

Афра страшно много смеётся, ведёт себя дерзко и сама впервые дотрагивается до мужчины – гладит Навира по клейму на щеке, и на его вопрос, не хочет ли она себе такое, шепчет в ответ: оно уже есть. И тут приходят уже чужие мужчины, чтобы ощупать её в поисках оружия.

Афру обыскивают, находят только не спрятанный кинжал и почти не спрятанный стилет. Разыскивают какие-то бумаги, пытаются отобрать письмо Солнцеликого, Афра отказывается, но зачитывает его вслух – по этому поводу телохранитель привёл Инквизитора, а Инквизитор привёл кардинала Танваре. Посол Вентрис спрашивает о том, какова судьба его друга, иесехского дипломата, и Набиль милым голоском отвечает, что тот попал в немилость к какаду и умер. Да. Был придушен, а потом заколот, но об этом послу не стоит знать, хотя, возможно, ему было бы приятно услышать о том, что он сделал заказ хорошему убийце. Вернее, хорошей.

В воздухе пахнет грозой, но вдруг кружение танца замедляется, и в мелодию вторгается новый мотив – вернее, очень старый и прочно забытый. Навир читает легенду о Пустом боге, которую мельком упоминал Ан’Шиа в походе. Входит кардинал Танваре – и застывает, входит телохранитель с каким-то сообщением – на него шикают, продолжают слушать, и он тоже задерживается… Афра сидит, молчит и чувствует, что внутри у неё что-то переворачивается.

К чему были все эти страхи, вся эта боль. Она просто не будет убивать короля. Может быть, умрёт сама, но не идя при этом на поводу у отца, у слащаво улыбающегося посла Элеройта, у какада и у какого-нибудь другого шакала.
Сказка оставила горький вкус, словно пыль на губах. Она не выходила из головы, и в ней крылось что-то важное. И когда события снова понеслись, и посыпались сведения о других похожих сказках, о числе одиннадцать, о Пустом боге, который может снова стать человеком, хоть для этого нужно помимо возлюбленной много других ингридиентов, – Афра быстро присоединилась к расследованию, и не только леди Дельве, весьма милая девушка, но и строгий герцог Трево, и даже Великий Инквизитор разговаривают с ней как со своей, и они бьются над общей загадкой вместе. Это было прекрасно!

Танец несётся вихрем – короля, говорят, перекормили противоядиями, Афра с Лорелией пытаются пробиться к королю, чтобы не допустить его смерти, элеройтский посол в бешенстве от заботы убийцы о короле, Афра врёт ему, все ищут Пустого бога, а в конечном итоге – всё резко обрывается и наступает глухая глубокая тишина, когда Амир зовёт Афру на свежий воздух, говорит ей, что всё о ней знает, и она цепенеет, но понимает, что это ещё не самое главное. Она язвительно спрашивает, не Пустой ли бог сообщил ему, кто она такая, и получает в ответ: «Я и есть Пустой бог». Вот всё и стало на свои места.

Внизу огни Гардеварта, холодно, ветрено, чувство внезапной свободы. Свободы от всего мира. Горечь и всегдашняя боль возвращаются тогда, когда Амир предлагает помощь – если она не хочет убивать короля Теонта, он, Амир, возьмёт её под свою защиту, никто не посмеет тронуть её. Почему? За что? Зачем ей помогать? Просто «ты мне нравишься». Её впервые за последние пять лет называют по имени – это до невозможности странно в устах Амира. Афра отвечает, что не хочет убивать и не хочет помощи, за которую она не может отплатить; если бы она могла оказать услугу ему… И тогда Амир становится на колено со словами «Будь любовью моей».

Все уже знают о том, что ищет Пустой бог, и этого следовало бы, наверное, ожидать, но Афра так изумилась, что, не будь перил, упала бы с балкона. Она вынуждена сесть, но не успевает собраться с мыслями. Всё действительно очень просто. Амир единственный здесь, кому она доверяет. Он её спас, он назвал её по имени, он попросил её. По привычке Афра переспрашивает, зачем ему такой недоделок, как она, но это, хоть и больно, уже неважно – нужно дать ему руку и сказать «Да». Амир целует запястье Афры. Мир переворачивается.

Потом Афра выпивает бокал никогда до сих пор не пробованного вина, рассказывает дамам из февитианского посольства, что она на самом деле девушка, едва ли не на глазах у всех снимает утяжку, которая так давно её мучила, потом от щедрот рассказывает о своём истинном статусе Инквизитору, который, уже пересчитав всех женщин и мужчин в замке и проверив на предмет соответствия легенде, воодушевляется, решив, что Пустой бог – мужчина в женском платье, раз уж здесь есть женщина в мужском. Снова ночь несётся весёлым сумбурным хороводом, пока пляску не обрывает крик – Инквизитор зарезал кардинала Танваре из мести за кого-то. Все в ужасе, Инквизитор явно безумен и кричит, что хочет увидеть бога. Его боятся арестовать и упрятать в каземат, кажется, ожидая того, что бог явится – ведь все знают, что он действительно здесь. Все даже уже знают, что это Амир. И ждут, не придёт ли он на зов. Однако вместо бога приходит король и, сражённый новостью, рычит: в темницу его!

И снова будто ничего не было, Инквизитор в тюрьме, Афра с Лорелией унесли труп кардинала. Замок словно опустел, нет даже элеройтского посла. Его сын печально сидит у стены, и Афра подходит утешить. И вдруг новый гром – и принцесса Эландора лихорадочно разыскивает людей, которые должны стать Пустому богу другом, врагом и возлюбленной. Где-то она уже раздобыла нужные для ритуала предметы. Почему-то все считают возлюбленной Квелью, и Афра снова чувствует, что падает в чёрную бездну. У неё остался спрятанным второй стилет, и, уже не боясь смерти и почти желая использовать его для себя, она с отчаянной надеждой бросается к стоящей у окна февитианской принцессе.

Своим самым милым голосом Афра спросила, правда ли это. И услышала в ответ: нет. Я его друг.
Каким тоном это было сказано! Но Афре было не до того. Даже не до того, что Эландора облила её презрением, услышав, кто возлюбленная. Даже не до того, что, как потом окажется, Ан’Шиа одержим дэвом и почти не до того, что в Квелье тоже сидит злой дух. Главное – сейчас ритуал свершится.

Она снова прошла по краешку смертного отчаяния и не упала, остановленная на волоске от пропасти. И в волоске от неё проходит нож Ан’Шиа, добросовестно пытающегося напугать Амира, чтоб тот испытал положенные по ритуалу человеческие эмоции. Пустой бог действительно бросился отводить нож, поднялась сумятица, Афра, выскользнув из хватки Ан’Шиа, отлетела к стене. И снова тишина: ведь ты был испуган? спрашивает Эландора. А то, что твоя возлюбленная жива – разве не счастье? Вам, людям, виднее, – отвечает Амир.

Разве не счастье, что она рядом с тобой? Ведь её ты искал всё это время? Афра впервые дотронулась до него, убрала выбившуюся прядь волос, сказала, что не знает, кого искал Амир. Но она всю жизнь искала его.

Это вызывает одобрительные смешки у публики, становится мерзко. Снова суета. Смерть Инквизитора, увидевшего всё-таки бога перед смертью. Дэвы беснуются, ривольцы заинтересованно наблюдают. Завершение ритуала. Будешь ли ты врагом моим? Ан’Шиа отвечает: буду. Будешь ли ты другом моим? Квелья – даже после безумного припадка, как она похожа на себя! – спрашивает: действительно ли это тебе нужно? И, только получив подтверждение Амира, отвечает: да.

Будешь ли ты любовью моей? Да. Амир прикасается губами к её руке. Три предмета. Конец ритуала. Он падает. Афра опускается рядом с ним – теперь, сейчас её тело вспомнило, как падать бесшумно и мягко, одно из умений убийцы! – убирает волосы с его лица. Амир, кажется, удивлён и почти растерян: «Я упал, и мне больно».

Афра теперь только поняла, как же она боялась за него, и тоже растеряна и робеет, как маленькая девочка, когда Амир просит дать ему человеческое имя. Как ещё называть его, как не его княжеским именем? Только это имя. Нося его, говорит Ан’Шиа, он, будучи богом, был человеком.

Потом будет боль, горечь, распотрошённый ящичек с ядами, весёлые ривольские танцы на краю чёрной бездны, но это будет потом. Этим утром Афра счастлива и смотрит на Амира и на окружающих людей, чужих и ставших близкими, как будто рождённая заново. Так и не пригодившийся маленький отравленный нож надёжно спрятан в поясе. Кажется, что смерти нет.

Спасибы

Дорогие, спасибо вам всем! Я поняла, что имею что сказать чуть ли не каждому человеку. Вы все прошли по моей жизни и оставили глубокий след .

[J] I g n i s[/J], мастер, ты прекрасен, впрочем, я всегда это знала. Композиция игры, атмосфера, внутреннее наполнение, мистика и, я бы даже сказала, основная идея, - натурально, произведение искусства, всё идеально выстроено. Но раньше мы как игроки практически не взаимодействовали; а теперь буквально два разговора определили всё. За иесехкие посиделки не меньшее спасибо, это было... сильно.

Амир, когда мы снова увидимся - в Гардеварте или не в Гардеварте, неважно, - что-то уже изменится. Хотя бы то, что я заберу своё оружие и тогда смогу поехать за тобой хоть на край света, а в дороге, особенно опасной, трудно думать о себе и своём месте в мире. Поэтому, прости, я буду думать о тебе. Я буду за твоим плечом. И я хочу обрести достаточную смелость, чтобы всё-таки поцеловать тебя.
Теперь мне нечего сказать, кроме того, что ты и так знаешь.

Король Теонт, Ваше Величество - я видела Вас немного и недолго, но только рада этому, иначе мне пришлось бы Вас убить. Того, что я видела, мне хватило, чтобы понять, что убивать Вас нельзя - не только потому, что Ваша смерть означала мою смерть (до чего странно), но и потому, что Вы сильный человек и, кажется, хороший правитель. Сильных людей мало.

 qestrel, мастер, ещё раз спасибо за доставленную радость!

Баронет, делать вскрытие в Риволе было приятно. У Вас был здоровый организм, и вы, дрожа, как заяц, прожили бы немало лет. Сострадаю.

Арам посол... раз уж тебе не нравится, когда я зову тебя по имени... Хорошо, что мои пожелания тебе провалиться в ривольскую преисподнюю не были услышаны. Ты мерзавец, ты безответственный шакал, ты одержим дэвом, но - ты понимаешь, что несколько дорог мне. Особенно после того, как я отлупила тебя подушкой, и мне стало почти не за что мстить тебе, арам посол.

Навир, всё-таки не зря ты мне понравился с самого начала. К тебе можно повернуться спиной. Поверь, я не каждому это скажу. Я скажу тебе больше: ты очень мудр, не по годам. Конечно, при таком хозяине, может, этого и следовало ждать, но... пожалуй, ты был свободен до того, как тебя освободили. Ты помог освободиться и мне. Если кто-то тебя обидит, пусть даже и дэв - на этот раз я узнаю.

Вальмар Танваре, не могу поверить в это глупое убийство. Виной тому и важные события, и сумятица, которая всё спутала, но и не только это - Вы были плоть от плоти этого замка и этого королевства. Риволь так же мягок, красив, благороден, улыбчив и даже добродушен и так же опасен и вызывает уважение. Возможно, даже Риволь - это Вы. Я не боялась, что Вы меня раскроете - тогда я могла бы ожидать честной смерти.
Мне совестно, что я так смутила Вас рассказом о коровах... И спасибо за стихи!

Карлайр Каррен, вот человек, который заставил меня расслабиться и получить от пира удовольствие! Который пустил этот глупейший слух о иесехском скотоводстве. Который просветил меня относительно того, что такое колбаса. Который вёл расследование и который чуть не убил меня татолией. Который умер прощённым. Я не думала, что проявление божественного произведёт такое впечатление на жреца и сына жреца, возможно, что и правда сердца у ривольцев холодные. Глаза Ваши - кроме той, последней минуты, - точно были холодны.

Герцог Ферран Трево. Мне нравятся умные люди. Вы были сдержаны, ничего как будто не доказывали, но Вы действительно умны. И очень жаль, что сын Ваш так вёл себя с отцом. Вы показались мне достойным человеком и настоящим воином и заслуживаете почтительных сыновей.

Граф Руар Трево - я тоже не люблю своего отца, но всё же не понимаю подобного... И была очень удивлена Вашим участием, когда вы вынырнули, как кот с чердака, чтобы спросить, что со мной. Спасибо за это - Вы даже не представляете, насколько непривычен был этот вопрос.

Рейнике Рикьярэ - как мы славно лечили Вас от яда!

Леди Адальира Дельве - Вы часто подходили поговорить именно тогда, когда всё было особенно нестерпимо, и удивительно, но становилось легче! А, главное, с Вами интересно. В Вас чувствуется что-то странное, и я думала, Вы согласитесь со мной в разговоре о власти... что-то вы видели недоброе в жизни, что оставило отпечаток в глазах. Я бы хотела встретиться, поговорить и убедиться, что видела не отражение моих собственных глаз.

Исидор Вентрис - мимими! Вы человек моего мира. Всё знаете о волках. Общались на одном языке, я врала, Вы издевались и фальшивили, словом, если бы Вы не напоминали мне об обязанностях, я бы даже позабавилась, встретив тут настолько иесехского господина. Отдельное спасибо за грабли и бодун, моя матушка не посвящала меня в такие языковые тонкости.

Эландора - сперва Вы меня забавляли, потом мне хотелось дать Вам понюхать парализующего яду... или угостить соком арелии, чтобы Вы нашли другое применение своему неуёмному темпераменту. Потом я решила, что Вас стоит убить. Но именно Вы собрали всё необходимое для ритуала (кроме меня, ха!), Вам я должна быть благодарна за то, что Пустой бог осуществил своё желание и стал человеком. Так что я кланяюсь Вам, принцесса.

Лэнтар - каюсь, чуть не забыла сказать... но что делать, если Вы прятались за юбку своей женщины. У нас такое невозможно, и нас вас бы уважали как хорошего книжника, а не пытались заслонить, как позорное пятно. Я понимаю Вас очень хорошо, и считаю, что вам нужно немного холодного оружия для уверенности в себе. И уехать из Элеройта.

Квелья - я хочу видеть Вас снова и с Вами говорить. Втайне я считаю Вас своим другом, неважно, безответна эта дружба или нет. Я видела сильных мужчин, но Вы сильнее многих из них.

Лорелия Сванхильд - дорогая коллега! Увидеть человека, который тоже может определить разновидность яда по цвету рвотной массы - это счастье. Тем более в таком месте, где много странного и очень мало понятного. Вместе рассуждать и вместе резать труп было для меня большим подарком судьбы. И Вы одна из тех немногих, которые знают, что такое смерть. Не знаю, убивали ли Вы, но Вы можете себе это представить. Больше никто там не знал, что это такое - по крайней мере, с той стороны, с которой это знаем мы, сестра.

Телохранитель короля - настоящий профессионал не может не вызывать уважения, и мне весьма повезло, что Вас отвлекли, и я успела спрятать коробку с ядами. Спасибо за напряжение, которое вы так хорошо создавали.

Неспасибы. Тем, кто гомонил в минуту смерти Инквизитора. Надо ж было так мило себя вести.

От себя хочу добавить, что мечтала-мечтала я сыграть с Игнисом, мечтала сыграть с Руш и Марисой, с которыми мы в лучшем случае слегка пересекались, мечтала с Келир сыграть, разохотившись после "Дорог", - и получила всё и даже больше! Хотела сыграть любовь, тараканов, сорванную башню, мистику, участие в основном квесте игры - всё и даже больше! И, наконец, я всегда хотела сыграть Сенту товарища Вагнера . Афра не Сента, но... кхм). Риволь - страна сбывшихся мечт. Из Риволя берёт начало моё ролевое счастье. Понимаете, как же я вас всех люблю?!

@темы: ролёвка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ООО ДААА!

22.04.2013 в 20:13

Пишет  Нэт Старбек:

Мы не жалкие букашки!
Тут практически мечту моего детства изобразили:

Как это я называю - жениаль)).

@темы: картинки, море позитива

---

Две ходки с шестикилограммовыми пакетами, и я уже труп... Ну ладно, это после субботника, на котором я часик с лишним махала метлой, стоя во дворе в пафосно развевающимся плаще мастера Денеша. И всё же силов (физических) более нет. Иные люди по двадцать кило в руках таскают... а меня уже тянет писать "развивающимся" вместо "развевающимся", о как.

@темы: личное

---

Ещё один зарисовкин

Скрипки и паровой орган

- Нет, вы это слышали? Публика сбежит из зала в полном составе!
- Главное, что билеты будут раскуплены, а потом пусть бегут куда хотят.
- Тебе всё шутки! – Скрипачка огорчённо махнула свободной рукой (второй она держала смычок) и снова вернулась к подкручиванию конского волоса.
- Доброе утро, Жужанна! – произнёс женский голос от дверей, и его обладательница вошла в полупустую комнату, одетая в фиолетовый плащ, с виолончельным футляром за спиной. Она выглядела лет на сорок; распущенные каштановые волосы, очки, серебряные часы на груди. – Что случилось? Терез, привет.
- Здравствуйте, мастер Шоош, – по-прежнему расстроенным тоном отозвалась Жужанна и положила смычок в скрипичный футляр, чтобы помогать себе жестами при рассказе об ужасном событии. Однако Терез её опередила:
- Мастер, вы ещё не слышали? Весь театр судачит! Агнешка Сомодь принесла полную партитуру. – И с насмешливой миной замолчала.
Женщина-мастер, осторожно снимая с плеча лямку виолончельного футляра, сделала головой подбадривающе-вопросительное движение, а Жужанна мгновенно вклинилась:
- Она ввела в оркестр паровой орган! – возмущённо сообщила она.
Шоош прислонила к стене футляр и только после этого позволила себе удивиться:
- Но зачем?
Жужанна тряхнула головой, и рыжая копна её волос взметнулась, как костёр.
- Для сцены судилища ей понадобился механический тембр, вы только подумайте! Для суровости. И вот Агнешка приводит в театр мужчину с органом!
- Приводит? – улыбнулась мастер Шоош, поправляя отложной воротник плаща. В её улыбке было немного веселья, но она старательно поддерживала лёгкий тон.
- Ну, не приводит, а доставляет на грузовозке… Орган подмышкой не принесёшь,– пожала плечами Жужанна. По ходу объяснения и, когда она затем рассказывала о том, как в театр завозили орган, Терез сидела, откинувшись на спинку стула, и молча слушала, не глядя на Жужанну, больше не пытаясь вставить слово и, как будто, потеряв интерес к разговору. Сухая, с гладко убранными тёмными волосами, она была похожа на мастера из Грозных даров – если бы туда входили женщины.
- Куда катится мир! – говорила Жужанна. – Мужчина в симфоническом оркестре!
Шоош снова улыбнулась, доставая виолончель:
- Я тебе скажу нечто более страшное, в наше время даже в Тихих дарах бывают мужчины.
- О, ужас! – вскричала Жужанна и без сил опустилась на стул, такой же низкий, крепко сколоченный, некрашеный, как и те, на которых сидели Терез и принявшаяся за настройку виолончели Шоош. Все репетиционные комнаты были полны такими стульями, и энергичная Жужанна садилась на них реже всех остальных оркестрантов.
- Да, – сказала мастер Шоош, и виолончель начала басовито мяукать. – Более того, он в ордене Второго дара, и я сегодня посмотрю на этот феномен, он приезжает к нам по делу. Мастер Катона.
- Может, он ещё на органе сыграет, – язвительно заметила Терез. – Агнешка, конечно, права, орган в этой сцене будет иметь эффект, а скандал привлечёт публику, но, кроме шуток, лучше было бы, если бы… – она выразительно покосилась на Шоош. Та с укором посмотрела на неё из-за грифа виолончели:
- Бог с тобой, милая, ты же не думаешь, что сюда влетит взвод мастеров в зелёных плащах с маятниками наперевес!
- А вы думаете, что не будет неприятностей?
Мастер отложила смычок:
- Милые, вы хотите моего мнения как оркестранта или как служителя Церкви?
- Скажите как мастер, – попросила Терез. Жужанна поправила непослушные волосы и кивнула.
- Я считаю, что нам нечего делать в технике, а мужчинам нечего делать в искусстве, как это и завещано. Мужские ремёсла и науки охраняются строго, и нам следовало бы построже охранять свои. Кроме того, орган – инструмент мужских богослужений, и вот это самое скверное. Так дело дойдёт до того, что на сцене во время спектакля повесят маятник! – она покачала головой. – Женщинам проще, мы поём в церкви и поём в театре. А у мужчин нет искусства вне храма, и я, признаться, не представляю себе настоящую музыку, производимую с помощью парового органа.
- А вы были на мужских богослужениях? – не удержалась Жужанна.
- Была, хоть это и не одобряется. За этим неодобрением есть справедливая основа: мужское богослужение женщине чуждо!
- Говорят, раньше служили совместно… – заметила Терез.
- Раньше женщины не были мастерами, – строго ответила Шоош.
- А ваш мастер из Тихих даров неужели слушает женские службы?
- Конечно же, нет! Но мы отвлеклись, а я не сказала всего. – Шоош сняла очки и посмотрела стёкла на свет. У неё был неправильный прикус, верхняя челюсть выдавалась вперёд сильнее нижней, и это придавало ей беззащитный вид человека, готового заплакать, совершенно несоответственного тону. – Я хочу сказать, что мне идея Агнешки не по душе, но она плоха, скорее, тем, что это прецедент, а не сама по себе. Если вдуматься, это тема сложная. Ваши скрипки и мою виолончель делали мужчины.
- А самое ужасное то, – невпопад сказала Терез, – что паровой орган наверняка заглушит весь оркестр. Вот что со стороны Агнешки – настоящее безрассудство.
- Ай-ай, Терез, не пугай меня такими обвинениями, – Жужанна была явно возможности перейти на несерьёзный тон. – Хорошо, что наша мастер не из Седьмого дара, а то Агнешка попала бы в беду из-за таких шуточек!
Безрассудством Церковь называла враждебные ей и опасные учения, и вряд ли было что-то страшнее обвинения в безрассудстве.
- Мало вас пугали в детстве, – добродушно заметила Шоош. – Давайте-ка лучше репетировать вступление к третьей сцене.
Жужанна взяла смычок, подняла из раскрытого футляра скрипку, как ребёнка из колыбели. Терез следила за ней, и Шоош перехватила этот взгляд. Когда пару часов спустя они все втроём выходили из репетиционной, мастер задержала темноволосую скрипачку, взяв её за локоть.
- Терез, что-то произошло?
- Ничего…
Жужанна оглянулась. Мастер крикнула ей:
- Мы догоним, милая! – И обернулась к Терез: – Ну же, говори. Ведь это из-за Жужанны?
Скрипачка вздохнула и высвободила локоть:
- Мне кажется, я дружу с Жужанной, а она со мной – нет.
- О, милая, ну что ты.
- Она улыбается… хотя бы Агнешке улыбается чаще, чем мне.
- Жужжана общительный человек, улыбается всем, но я уверена, что она с тобой дружит.
- Не так дружит! – прошептала Терез и ускорила шаг. Шоош остановилась, поправила очки, посмотрела ей вслед, хмыкнула и пошла медленно, чтобы не нагнать скрипачку.


Следующим пунктом должно быть что-нибудь боевое))).

@темы: Великая Шестерёнка

---

Ай нид хэлп!

Друзья, такой вопрос. Для занятия нужны какие-то игры - по возможности реальные старинные русские игры, которые должны каким-то боком подходить к тематике занятия, а оно об оружии, кольчугах и прочих богатырских делах. Ведь наверняка были игры, которые вырабатывали меткость, ловкость и проч.?

Ах да. Занятия проходят в музее . Футбол и реконструкторские бои на мечах не устроить.

запись создана: 18.04.2013 в 09:42

@темы: история, вопрос, друзья

---

Перечитываю "Лестницу из терновника". Всё-таки для меня начало - мегакруто, а финал - подлажал, в том числе потому, что автор начинает всё более и более обелять тот прекрасный "этнографический" облик чужой культуры, который он нарисовал в первой части. А ведь и так все уже прониклись этой красотой и поняли, что Нги-Унг-Лян - это замечательно... вот, например, в "Знакомстве" есть эпизодический горбун, который до старости остался Юношей, то есть не знал брачного поединка. И предполагается, что это такая, кхм, евгеника. А во второй части у слепого мальчика поединок, все дела (причём это оказывает воспитательный эффект на одного нехорошего перса). Автор сам же забыл свой же канон, но ладно бы это - читаю первую часть, и как-то жаль, что эту диковатую прелесть сделают такой положительной...

@темы: литература

---

Ещё одна зарисовка о мире Великой Шестерёнки =)

Предупреждаю, написано в полусонном состоянии и даже не перечитывалось! Кто боится - не лезьте под кат)))

Маятник и самоходка

Самоходка издала томное коровье мычание, а потом сразу пошло частое: чу-чу-чу-чу, чу-чу-чу-чу.
По-мальчишески закинув саквояж за спину, мастер Денеш из ордена Седьмого Грозного дара Господнего прошёл по коридору, поглядывая то в открытые двери купе, то в окна, мимо которых проносились сосновые леса – непрерывное, нежное движение зелёной полосы. Если не дать себя заворожить и отвлечься на внутренние события пассажирской самоходки – увидишь прискорбную суету, которая всегда-то раздражала Денеша, а в дороге казалась особенно неуместной.
Он застыл на фоне окна – горб саквояжа, оттопыренный вперёд локоть, красивая линия головы и шеи. Из купе выглянул пожилой мастер в тёмно-красной форме ордена Пятого и маленьких очочках; увидев блеснувшие на груди Денеша часы, улыбнулся так, что очки приподнялись над носом:
- Здравствуйте, мастер, присоединяйтесь к нам! У нас в купе почти что конклав.
- Благодарю, мастер, – сдержанно ответил Денеш. – Полюбуюсь немного на пейзаж и воспользуюсь вашим приглашением. Не сочтите за грубость, – прохладно прибавил он. – Я нечасто выбираюсь за город, так приятно увидеть лес не на картинке.
Представитель ордена Пятого дара, покряхтев, выбрался из купе и тоже подошёл к окну. Самоходка навязчиво отбивала свой беспокойный ритм. Оба мастера из Грозных даров смотрели на смазанный пейзаж несколько мгновений; тёмная макушка пожилого была на уровне глаз высокого Денеша.
- Знаете ли, – вежливо сказал мастер в красном, поправив очки, – существует такая закономерность – чем меньше животное, тем быстрее бьётся его сердце.
Денеш, стоявший до сих пор неподвижно, поставил саквояж на поручень, тянувшийся вдоль стены коридора, и несколько раз согнул-разогнул затёкшую руку. Он раздумывал, избавиться ему от общества собрата по Церкви или не обижать добряка. Тратиться на общение было лень.
- Вы как медик, несомненно, знаете, – всё же ответил он. – Выходит, для крыс время течёт быстрее, чем для нас?
- Конечно, мастер, поэтому они и живут всего три-четыре года, и это совсем не несправедливо по отношению к ним. Давно известно, что у каждого свой маятник, и мы всегда помним об идеальном устройстве Механизма, но каждая новая соразмерность поражает! – Пожилой мастер даже всплеснул руками. Денеш посмотрел на него с лёгким удивлением.
- Но о чём я хотел сказать, – вспомнил попутчик, снова поправив очки, – что сердце самоходки бьётся странно быстро по сравнению с её размерами.
Словно услышав его слова, самоходка резко замедлила ход. Саквояж Денеша заскользил по поручню, а мастер в красном завалился назад. Поймав сперва саквояж, потом руку собрата, Денеш убедился, что попутчик снова обрёл равновесие, и тогда представился. Прикосновение несколько покачнуло стену отчуждения, и, зная сложные правила допуска к своей особе, член ордена Седьмого дара соответственно скорректировал своё поведение.
- Мастер Денеш.
- Мастер Галь!
Появилась платформа, медленно вплыла в окно, как будто огромная величественная рыба, выбравшаяся из кустов на дне аквариума. За ней выползла табличка с названием города, затем здание вокзала, затем часовая башня городской церкви, видная издалека. В самой самоходке было плохо слышно, как объявляют о прибытии, но на самом деле гремело по всему вокзалу:
- Самоходный дилижанс, следующий из Мароны и Ковачный! Останавливается на одну минуту!
Из-за церковной башни блеснул красный луч, прикоснулся к светлым волосам Денеша. Уже вечерело.
Уставший от обязанности общаться мастер из ордена Седьмого дара не хотел ни на что обращать внимания, но его глаза и тело сделали всё за него: на быстрое движение за окном он среагировал столь же быстро – бросился направо, ко входу в вагон, прежде чем мастер Галь успел спросить:

- Что это бы..?
На входе Денеш нос к носу столкнулся с человеком, который неожиданно сильно толкнул его в грудь и бросился бегом по вагонному коридору. Вслед за беглецом возле двери появился второй: лицо перекошено, рука зажимает плечо.
- Мастер, нападение! – гаркнул он, впившись глазами в серебряные часы на груди Денеша и тяжело дыша. Он занёс было ногу, чтоб войти в самоходку и продолжить преследование, но металлическая машина содрогнулась и, обдав потерпевшего презрением, поползла вперёд. Растерявшийся было преследователь несколько раз моргнул, потерял драгоценную возможность и, когда он бросился бегом за самоходкой, она уже слишком разогналась.
- Нападение! Ранил! Мастер! – прокричал он, остановившись.
Денеш захлопнул дверь вагона и смерил взглядом опоздавшего проводника, прибежавшего закрывать.
- Почему здесь все бегают, – прошипел мастер, скривившись. – Куда побежал этот, со станции?
Проводник, – судя по помятой физиономии, он проспал свои обязанности, – виновато забубнил:
- Никак не знаю, мастер… никого не видел…
- Идёмте, ученик, – смилостивился Денеш. – Кажется, к вам проник безбилетник.
Проводник поплёлся за мастером, уважительно созерцая его тёмно-зелёный плащ.
- Как хорошо, что здесь есть мастер Седьмого дара! – озвучил его мысли женский голос из противоположного конца коридора. Галь, стоявший ровно посередине между вновь явившимися лицами, мотал головой туда-сюда. Девушка-проводница прошла мимо него навстречу Денешу, причитая:
- Я разношу пассажирам газеты! И меня едва не сбивает с ног какой-то мальчишка!
- Я его видел, – обронил Денеш, в свою очередь проходя мимо неё. – Куда побежал? – спросил он на ходу.
- Против движения, в третий класс, – живо ответила девушка, разворачиваясь и следуя за ним. Мастер Галь присоединился к шествию, и в составе четырёх человек группа вихрем пронеслась через три вагона. Эффект несколько портил только отстающий проводник, о котором Денеш с раздражением думал: «Что за мужчины пошли… а что за женщины», – продолжал он. – «Скоро не буду удивляться, если узнаю, что она управляется с гаечным ключом вместо него!» – его передёрнуло. Судя по грустному выражению лица, мастер Галь думал о том же. Впрочем, ему с трудом давался быстрый темп.
Третий класс был почти пуст – только в середине сидел какой-то старик. Тут Денеш остановился, огляделся и медленно пошёл по проходу между деревянных скамеек. За окном промелькнул ряд паровых мельниц, самоходка отстукивала ритм, полы плаща едва слышно шуршали, задевая подлокотники мест третьего класса.
Старик молча проводил мастера взглядом.
В самом конце прохода Денеш остановился и слегка наклонился. Через несколько мгновений из-под скамейки медленно выбрался невысокий щуплый мальчишка.
- Благой Ключ, ему лет четырнадцать! – воскликнул мастер Галь, подходя.
- Спасибо, что выбрался сам, – заметил Денеш, вскинув брови. – Может быть, также сразу скажешь, за что ты ранил человека на вокзале?
Мальчишка стоял, опустив руки, и молча смотрел на мастеров с выражением, примерно означавшим: «Всё было бессмысленно. Всё-всё было совершенно бессмысленно».
- Ученик, – повысил голос Денеш.
Молчание.
- Ученик!
Денеш язвительно спросил, помнит ли ученик, как его зовут, пригрозил вытянуть ответы, но на всё получил только молчание. Тогда он приказал поднять руки, и мальчишка с расширенными глазами медленно поднял. Денеш смерил его взглядом и, не тратясь на ощупывание, вытащил из кармана курточки задержанного складной ножик. Раскрыл – лезвие в крови.
- Отлично, – сказал он, доставая собственный носовой платок и заворачивая нож (снабжённый отвёрткой и приспособлением для вытаскивания камешков из лошадиных копыт). – Возьмите, – мастер отдал улику проводнику. – Отдадим его службе охраны порядка на следующей станции.
Это неожиданно подействовало на задержанного. Он впервые поднял глаза с часов Денеша на его лицо.
- Мастер, не отдавайте, – вырвалось у него.
- В любом случае выдам, – пожал плечами тот.
- Такие преступления не входят компетенцию даже ордена Седьмого дара, – сочувственно проговорил мастер Галь и старательно мигнул проводникам, чтоб они ушли. Девушка смерила парнишку подозрительными взглядом, но ушла и увела коллегу с собой.
- Но ведь дар Стали! – захлебнулся задержанный. – Вы расследуете! – Наткнувшись на непроницаемое молчание Денеша, он выпалил: – Этот человек меня оскорбил.
- Как может одна часть Механизма оскорбить другую, – автоматически произнёс мастер Галь. Мальчишка вдруг страшно оживился:
- Я не часть Механизма! Да!
Денеш прикрыл глаза и сел на скамью.
- Мастер Галь, оставьте нас, пожалуйста. Пассажира возьмите, пожалуйста, с собой. Благодарю.
Глядя вслед уходящему – даже спина его выражала беспокойство и печаль, – собрату, мастер вдруг осознал, что растерян не меньше, а то и больше Галя.
- Ты знаешь, что значат эти слова, – сказал он после молчания. – Отменить их уже нельзя.
- Ага, – довольным голосом ответил мальчик.
- Сядь, – буркнул Денеш. Когда тот сел напротив, устало прислонившись боком к спинке скамьи, мастер спросил: – Ты сказал безрассудные слова нарочно, чтобы не достаться светским. Господень дар Стали для тебя менее страшен, чем служба соседнего города?
Парнишка прикусил губу. Он смотрел в пол и снова глухо молчал.
- Как тебя зовут? – так же ровно продолжал мастер.
- Дьюла.
- Скорее всего, я должен буду казнить тебя, Дьюла.
Мальчик сжался, прижался к спинке и сказал довольным голосом:
- Я знаю.
Он хотел прибавить что-то ещё, но, когда поднял глаза и встретился со взглядом мастера, – стало понятно, что именно теперь он испугался по-настоящему. Дыхание у мальчика сбилось, он облизнул губы и не мог уже опустить взгляда.
Денеш мог бы сейчас сказать ему: «Это не игрушки», или: «Расскажи всю правду», но он молча смотрел, не потому что не хотел тратиться, а потому что не знал, что сказать, и одновременно чувствовал за собой Механизм, к силе Которого никогда не прибегал в полной мере.
Он слышал звук медленно качающегося маятника – и частое стрекотанье перепуганной самоходки.
Такой же диссонанс был в его голове.
- Для меня в Криницу страшнее, – вдруг заговорил Дьюла. – Я оттуда сбежал, а этот, с плечом, за мной. Мне там конец, совсем конец. Меня там не будут судить, убьют с позором.
- Мальчик, конец от дара нашего ордена страшнее, – тихо сказал Денеш. – Не нарушай работу Механизма таким вздором. У шестерёнки не может быть позора.
Глаза парнишки вдруг мгновенно покраснели, как будто в них что-то вспыхнуло.
- Не отдавайте меня! – проговорил он скрипучим от слёз голосом, вжимаясь в спину скамьи так, будто хотел сломать себе плечо.
Денеш встал и взял в кулак свои часы. Щёлкнула крышка, открылся циферблат. Дьюла вздогнул.
- Ты будешь жить, – тускло сказал мастер, закрыл часы и пошёл по проходу прочь.
- Отчего сидишь? За мной – сказал он уже возле дверей. Мальчик встал, тяжело опираясь на скамью, но пошёл по проходу решительно, быстро и высоко подняв голову.

@темы: Великая Шестерёнка

---

Сегодня было +17! А у меня утром - 37.

И на пути с работы я зашла в гардеробную на мамину квартиру и вместо пальто взяла свой зелёный плащ, вместо полусапожек - типа-туфли... на шее у меня болтается механизированного вида сердечко, плюс солнечные очки! Steampuuuunk!

Ноги, правда, отваливаются после часового марш-броска с рюкзаком и пакетами и прыганья через лужи во дворе (возле дома жуткая грязь (сперва я даже написала "шрызь")). Но всё было бы фигнёй, если б я научилась наконец, нормально ходить...

@темы: личное, море позитива

---

wr waugh, с Днём рожденья!

"Так, - подумала я, - что такое для меня Аямэ? Нет, помимо Тоски и Ивлина Во".

Праздник (поздравляет Франческо Гуарди),



тайное знание (поздравляет московский кафедрал),



Восток (поздравляет, кажется, Кийата Ханко),



много, много, юмора! (эммм, нет, это всё-таки не они поздравляют)



Ещё всё-таки Англия (Уильям Орпен поздравляет)



А ещё терпение, труд и всё такое прочее (поздравляет неизвестный народный художник).



Ну, как бы поздравляю и я))).

@темы: картинки, праздник, друзья

---

Вот что сделало мне утро? Фотография статуи святого Олафа, попирающего свою злую половину (и ещё полдюжины гениальных фотографий! ) и - как-то совсем наоборот, - американский юморок)).



Суррровая правда жизни

А, ещё утро мне сделала всё-таки любимая погода за окном - прозрачная и солнечная.

З.Ы, Вот он, Олаф:

fotki.yandex.ru/users/hestharone/view/487166/?p...

fotki.yandex.ru/users/hestharone/view/487167/?p...

@темы: море позитива

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зарисовка, которую я хочу продолжить и сделать законченный рассказ

Спасибо  Тэллиэн (мир - её) и  Ulysses E. Tylf (вкусные детали - его).

Стимпанк и Церковь

Когда самоходка, наконец, прибыла в Ковачный, пассажиры были измяты и вымотаны. Было жарко, солнце отражалось от металлических боков машины, от неё шёл клубами пар, последние несколько часов пути оказались непрерывными скачками – самоходка то рвалась вперёд, то резко тормозила, то ползла в гору, то катилась вниз, и выносить это не было совершенно никакой возможности. На выходе из вагона Катона в своей строгой форме ордена Тихих даров, к тому же, фиолетовой (как нельзя более подходящий цвет в такой жаркий день!), поднёс было руку в шее, чтобы ослабить воротник, и незаметно для самого себя начал падать. На подножке его поймал носильщик, поджидавший богатых пассажиров с чемоданами:
- Эй, мастер! Отойдите, господа, не напирайте, мастеру плохо!
- Всё в порядке, ученик, – слабым голосом ответил Катона, которого дюжий носильщик с лёгкостью переставил с подножки на землю. Пошатнувшись, мастер всё же расстегнул пуговицу воротника и рассеянно прикоснулся к висящим на шее часам. Даже вывались он из самоходки – часы всё равно вызовут уважение тех, кто будет собирать его из кусочков. Кто-то сунул Катоне в руку его саквояж, и, почувствовав, что и ручки, и кожа того сильно нагреты, как и всё вокруг, мастер поморщился, но всё же собственный багаж словно придал ему чувства равновесия. Представитель ордена Тихих даров зашагал к зданию вокзала.
Здесь не было часовни, и, отдышавшись и одёрнув на себе плащ, Катона нашёл подоконник в стороне от потока пассажиров, расстегнул саквояж и вытащил оттуда складной маятник, чтобы, созерцая его мерное покачивание, сотворить благодарственную молитву о благополучном прибытии в столицу. Проходя мимо, прибывшие и встречающие оглядывались на благочестиво застывшую фигуру в фиолетовом плаще – такой молодой мастер, из созерцательного ордена Тихих даров, провинциал, едва приехав в Ковачный, молится перед дорожным маятником. Редкое и трогательное зрелище для столицы! Да и в любом городе странно увидеть мужчину в ордене Тихих даров. Женщины и девушки, проходя мимо, изумлённо улыбались.
Сложив и убрав маятник, Катона повертел головой в поисках выхода из здания вокзала. Духота и медленно текущие мимо людские потоки угнетали его, и хотелось поскорее вырваться на воздух. Он присоединился к той бесконечной змее, которая ползла прочь от самоходок, его тут же зажало между чьими-то плечами и чемоданами, сдавило, потащило – и вдруг выплюнуло на свободу.
Катона стоял на вершине небольшой лестницы, и перед ним простиралась широкое свободное пространство – даже несколько пустынное. Правда, мощёная плиткой площадь перед вокзалом быстро заполнилась людьми, но всё же здесь был свежий воздух. Подняв голову к небу – настолько ярко-голубому, что это почти пугало, – Катона, слегка касаясь пальцами массивных каменных перил (хотя бы они были прохладными), стал неторопливо спускаться. На ходу он несколько неуклюже сунул руку во внутренний карман плаща и достал оттуда синие очки. Нужно поберечь глаза.
По периметру идеальной круглой площади Вокзала были насажены деревья – здесь это были яблони, среди веток которых уже виднелись маленькие плоды, – а на главной площади города, куда Катона добрался на паровой вагонетке, росли каштаны. Ковачный, кажется, показывал пример того, как женское и мужское прекрасно уживаются по соседству – ровная, пустая, как плац, площадь, по которой проложены рельсы для вагонетки, и густые кроны деревьев за её пределами. Вагонеткой управлял мужчина, среди деревьев ходила с корзиной инструментов садовница. Конечно, в такой прекрасной, правильной обстановке Катона казался бельмом в глазу. Мужчина – в фиолетовой форме! Тихие дары! Мастер, чьих глаз не видно было за очками, отстучал пальцами дробь по серебристой крышке своих часов.
В самом центре площади, где бил маленький фонтан, чья струя заставляла вращаться декоративные шестерёнки, Катону ждала женщина в одежде подмастерья Тихих даров.
- Очень рада Вас видеть, мастер! – она поприветствовала его с широчайшей улыбкой.
Он назвал свою фамилию:
- Катона. – Имён у мастеров нет.
Она назвала короткое имя, полагающееся подмастерьям:
- Гис. – Через какое-то время она тоже оставит себе только фамилию.
Обменялись рукопожатием и неторопливым шагом пошли через площадь.
- Как Вам столица?
- Пока что я видел только душный вокзал и паровую вагонетку. Но если Ковачный таков, какова его главная площадь, то он мне по душе. А скажите-ка, подмастерье, не знаете ли Вы, по какому поводу меня вызвали сюда?
Гис в смущении потянула себя за мочку уха:
- Не могу ничего сказать, мастер. Знаю только, что мы должны встретиться с мастерами из Грозных даров, но что им нужно – не имею представления.
Катона молча пожал плечами. Упоминание ордена Грозных даров явно его не обрадовало.
- Вряд ли для того, чтобы созерцать маятник и беседовать о дарах Бога, – почти жалобно сказал он после небольшого молчания. Гис, до сих пор смотревшая строго вперёд, с живостью обернулась:
- А вот и нет! Может быть, как раз о дарах. Вы разве не знаете, мастер, какой слух прошёл?
Всё-таки речь женщины сильно отличается от речи мужчины, вне зависимости от ордена. Катона слегка улыбнулся:
- Я далёк от столиц, подмастерье. О каком слухе речь?
- Скрытый дар, конечно же!
- О всеблагие Зубья! – фыркнул Катона. – Об этом пускают слухи уже которое столетие. Причём именно люди из Грозных даров любят объявлять, что вот-вот подберутся к тайне Скрытого дара… может быть, они собираются порыться в шестерёнках Машины Мироздания, но ничего самонадеяннее и глупее – и это не только моё мнение, – придумать невозможно. Каждая такая попытка заканчивается тем, что мы потом столетия повторяем: нельзя проникнуть в тайны божественного. А затем всё начинается сначала.
- Ну, что поделать, равновесие… – глубокомысленно протянула Гис, снова потянув себя за ухо. – Достигается только после колебаний в стороны.
- Недолго же мы держим равновесие, – буркнул Катона, которому было теперь совестно за свою вспышку. Не лучший спич перед дружеской встречей с орденом Грозных даров.

@темы: Великая Шестерёнка