Кроме того, я чувствовал, что самоубийство, прерванное на
самом интересном месте, теперь уж не состоится, и следовательно, с
завтрашнего же дня я опять окажусь в пучине бедствий.Нет, Михаил Афанасьевич нечеловечески хорош! А "Театральный роман" я хочу объявить своей настольной книгой . Тем более что всё больше и больше (и с ужасом) убеждаюсь, что оказалась примерно в том же положении, что и Максудов. Писатель-неудачник, безответно влюблённый в театр - куда уж веселее.
А вот одно из любимого:
При шпаге яЯ приложил дуло к виску, неверным пальцем нашарил собачку. В это же
время снизу послышались очень знакомые мне звуки, сипло заиграл оркестр, и
тенор в граммофоне запел:
Но мне бог возвратит ли все?!
"Батюшки! "Фауст"! - подумал я. - Ну, уж это, действительно, вовремя.
Однако подожду выхода Мефистофеля. В последний раз. Больше никогда не
услышу".
Оркестр то пропадал под полом, то появлялся, но тенор кричал все
громче:
Проклинаю я жизнь, веру и все науки!
"Сейчас, сейчас, - думал я, - но как быстро он поет..."
Тенор крикнул отчаянно, затем грохнул оркестр.
Дрожащий палец лег на собачку, и в это мгновение грохот оглушил меня,
сердце куда-то провалилось, мне показалось, что пламя вылетело из керосинки
в потолок, я уронил револьвер.
Тут грохот повторился. Снизу донесся тяжелый басовый голос:
- Вот и я!
Я повернулся к двери.
В дверь стучали. Властно и повторно. Я сунул револьвер в карман брюк
и слабо крикнул:
- Войдите!
Дверь распахнулась, и я окоченел на полу от ужаса. Это был он, вне
всяких сомнений.