Я уже как-то писала об этом мотиве, но в полутора словах, а теперь мне захотелось немного помедитировать над темой.
читать дальшеТо, что сюжет «Девушки и Смерти» произошёл от
«Danse macabre»,«Danse macabre»,
не вызывает сомнений. Собственно, это и есть более детальная проработка одного из эпизодов шествия или хоровода – скелеты тащат за собой рыцаря, ростовщика, монаха, крестьянина, и пр., и пр., и в том числе юную девушку, долженствующую показать, что смерть не разбирает, молода жертва или стара, красива или уродлива (часто с Девушкой соседствуют юноша, ребёнок, хромой калека).
В искусстве Северного Возрождения Смерть – «великий отсутствующий» Средневековья, – предстает торжествующей победительницей несчастного человеческого рода. Все эти бесчисленные «Триумфы Смерти», где она занимает на троне судии место Христа… Впрочем, не буду рассказывать общеизвестные вещи, чтобы не прослыть занудой.
Лучше скажу два слова о взаимоотношениях человека со Смертью как персонажем.
читать дальшеВ русском языке она – женщина. Поэтому, когда она приходит за человеком, это может подаваться как свадьба. Например, в «Чёрном вороне»:
«Полети на ту сторонку, скажи любушке моей –
Ей, скажи, она свободна: я женился на другой.
Калина стрела венчала нас средь битвы роковой…
Видишь, смерть моя приходит!»
(Кстати, как ярко здесь появление смерти – «чёрный ворон, я не твой», дальше про женитьбу на другой, и вдруг – как будто невеста откидывает фату, а под ней череп…)
Смерть здесь – счастливая соперница земной женщины. Не знаю, какого рода смерть в датском языке, но мизансцена чем-то напоминает сказку о Снежной королеве, забравшей Кая у Герды, – только здесь борьба Любви и Смерти заканчивается со счётом 1:0 в пользу Любви. Пример такой борьбы я видела когда-то давно (мне было лет пять, не больше) в книжке, кажется, пьес для театра марионеток – я бы не стала приводить такой смутный пример, но уж очень меня впечатлила ситуация: Смерть тащит героя за руку в преисподнюю, а возлюбленная вцепилась в другую его руку и не отпускает, и ни та, ни другая не могут взять верх... Поэтому они часто составляют пару, оказываясь сёстрами, нечто вроде «две странницы вечных, Любовь и Разлука», так же, как они являются братьями в греческой мифологии (но о Смерти мужского рода ниже).
Из-за того, что в литературе Любовь иногда, вразрез с жизнью, побеждает, Смерть может оказываться завистницей, несчастливой соперницей – примерно в таком ключе она подаётся Горьким в его сказке (которая так лично меня раздражает). Там, правда, она, очарованная Любовью, следует за ней повсюду.
Близость Эроса и Танатоса – общее место, в какую область искусства и науки ни плюнь. И некоторый отпечаток этой неисчерпаемой темы лежит и на нашем мотиве. Однако здесь – так как речь идёт о Северном Возрождении, – эти две силы по определению не равны. Смерть побеждает всё. В «Плясках», например, у Гольбейна-младшего, она грубо тащит за подол сутаны молящегося монаха, выбивает меч из рук рыцаря и сгребает деньги со стола купца, который – какая ирония, – возмущённо кричит и машет руками: грабят! Отсюда уже недалеко до эротической окраски встречи Смерти с девушкой – ведь она отнимает у человека всё самое ценное, а что самое ценное у девушки, как не её красота и невинность?
Поэтому там, где Смерть мужского рода – она предстаёт как насильник и даже счастливый соперник. У Шекспира в «Ромео и Джульетте»: «…shall I believe / That unsubstantial death is amorous, / And that the lean abhorred monster keeps /Thee here in dark to be his paramour?» (в переводе Щепкиной-Куперник: «Можно думать, / Что смерть бесплотная в тебя влюбилась, / Что страшное чудовище здесь прячет / Во мраке, как любовницу, тебя!» – обратите внимание, что сотворил с образом женский род слова «смерть» в русском языке!).
Итак, со Смертью более-менее понятно. Однако, что же Девушка? Наш мотив от «Плясок» отличает, в том числе, и её поведение – часто это не испуганная жертва, а именно что любовница, или и то, и другое вместе.
Эпоха, породившая «Молот ведьм» и помешанная на демономании, «завязывании узелков» и инкубате, легко могла додуматься до образа молодой женщины в объятиях скелета – ведь зачастую, от Мануэля до МункаМунка
, мизансцена именно такая. Дочь Евы, едва ли не ведьма по определению, от ненасытимой похоти готова отдаться даже дьяволу – у Гуно сцена Мефистофеля и Марты выглядит забавно, но если попытаться представить это всерьёз? – и даже смерть с косой встречает как потенциального любовника. (На этом месте мне вспомнилась Анжела Георгиу в роли Тоски.)
Так это происходит, например, у МануэляМануэля
– непристойные домогательства Смерти встречаются героиней вполне благосклонно, да как…
И сцена «поцелуя Смерти» отдаёт то садо-мазохизмом, то почти некрофилией. Memento mori уехало куда-то совсем не туда, а идея, что невозможно сопротивляться собственной кончине, выглядит совершенно иначе: Девушка не может противиться Смерти во всех смыслах этого слова, а Смерть-судия, Смерть-мститель, Смерть – уравнитель всех сословий, против которой бессильны оружие, деньги и даже молитвы, оказывается, ещё и неотразимо привлекателен. Образ же смертоносного поцелуя пустил глубокие корни: укус вампира (кстати, современный вампир больше похож на инкуба, чем на нормального упыря, так что основы ночного визита графа Дракулы к Люси Вестенр, возможно, стоит поискать в нашем мотиве), поцелуй дементора и, что особенно интересно – «поцелуй Луны» как эвфемизм казни в «Турандот» и, разумеется, «bacio di Tosca», являющийся прямой причиной гибели Скарпиа. Кстати, у Пуччини этот поцелуй отдают женские персонажи, и смерть у Пуччини, т.о. – всё-таки женщина, возможно, потому что по-итальянски она женского рода, да и любовь там уж слишком сильно связана со смертью. Поэтому Скарпиа, при всей своей демоничности и опасности, всё же сомнительный носитель смертоносного начала; по крайней мере, не всё однозначно, и стоит об этом подумать.
Почему эта тема пришлась по душе Мунку и занимала Пуччини – можно понять. Мне вообще нравится идея о внутренней близости XX века и XVI-XVII – эпохи охоты, Реформации, невротического изживания травмы великой чумной пандемии и прочих болезненных явлений. И всесильная, притягивающая Смерть, с которой одни не в силах, а другие и не желают бороться.