Заглянула тут одним глазом в книгу Дж.МакГлатери "Wagner’s operas and desire" прежде чем её передать по назначению. За неимением настоящего desir’а в «Летучем Голландце» автор впихнул туда совершенно неуместные инцестуозные мотивы, а самого Голландца превратил едва ли не в проекцию, фантазию Даланда и Сенты. И автор описывает фантазии Сенты как «мечты о себе как об ангеле».
Эта история меня порядком раздражает; закономерным продолжением её является «гениальная» режиссёрская концепция, в которой безумная Сента и вовсе всё выдумала. Собственно говоря, мне повезло увидеть «Голландца» впервые именно в таком виде. И я как-то не могла найти контраргументов кроме своей нелюбви к этому решению. А сейчас я вдруг задумалась: мы обычно отталкиваемся от портрета, от баллады, а если забыть о них и посмотреть на то, что мы видим в начале оперы, как если бы слушали впервые?
Если посмотреть с этой стороны, повествование явно ведётся в большей степени не от лица Сенты, а от лица Голландца. Нам в самом начале являют его, с его кораблём под багровыми парусами, с его лейтмотивом, его проклятьем и страданием. Мы от него узнаём все предлагаемые обстоятельства. А дальше происходит не столько явление героя девичьих грёз (хотя и это есть), а, напротив, для Голландца всё устраивается словно по волшебству – корабль, Даланд, девушка. И ведь Голландец без особенной надежды должен был идти к норвежцу в дом – уж по крайней мере, заранее думая о новом предательстве, подготавливая себя к нему. И, входя, видит Сенту и слышит, как она поёт…
(Лейтмотив Голландца звучит на пиано непосредственно перед тем как Сента начинает напевать. Можете считать это режиссёрскими тараканами и поправьте меня, если ошибаюсь, но, по-моему, явственно слышно, что Голландец вошёл на собственном лейтмотиве (иначе какого лешего он звучит?) и слышал, как девушка поёт балладу о нём самом.)
Так вот, мы имеем нечто противоположное – это Сента является Голландцу как анима, как цель долгого квеста. Она мечтала о нём, ждала его, – его, который уже не верил в возможность подобного! И история вообще-то про него, а не про неё. Это он мечется и страдает, – её же ничто не может изменить. Она искупительница его души. А не наоборот.
Так вот, она анима. Поэтому её так трудно сыграть. Не легче, а то и труднее – лично я думаю, что гораздо труднее, – чем Кармен.