Спасибо Тэллиэн (мир - её) и Ulysses E. Tylf (вкусные детали - его).
Стимпанк и ЦерковьКогда самоходка, наконец, прибыла в Ковачный, пассажиры были измяты и вымотаны. Было жарко, солнце отражалось от металлических боков машины, от неё шёл клубами пар, последние несколько часов пути оказались непрерывными скачками – самоходка то рвалась вперёд, то резко тормозила, то ползла в гору, то катилась вниз, и выносить это не было совершенно никакой возможности. На выходе из вагона Катона в своей строгой форме ордена Тихих даров, к тому же, фиолетовой (как нельзя более подходящий цвет в такой жаркий день!), поднёс было руку в шее, чтобы ослабить воротник, и незаметно для самого себя начал падать. На подножке его поймал носильщик, поджидавший богатых пассажиров с чемоданами:
- Эй, мастер! Отойдите, господа, не напирайте, мастеру плохо!
- Всё в порядке, ученик, – слабым голосом ответил Катона, которого дюжий носильщик с лёгкостью переставил с подножки на землю. Пошатнувшись, мастер всё же расстегнул пуговицу воротника и рассеянно прикоснулся к висящим на шее часам. Даже вывались он из самоходки – часы всё равно вызовут уважение тех, кто будет собирать его из кусочков. Кто-то сунул Катоне в руку его саквояж, и, почувствовав, что и ручки, и кожа того сильно нагреты, как и всё вокруг, мастер поморщился, но всё же собственный багаж словно придал ему чувства равновесия. Представитель ордена Тихих даров зашагал к зданию вокзала.
Здесь не было часовни, и, отдышавшись и одёрнув на себе плащ, Катона нашёл подоконник в стороне от потока пассажиров, расстегнул саквояж и вытащил оттуда складной маятник, чтобы, созерцая его мерное покачивание, сотворить благодарственную молитву о благополучном прибытии в столицу. Проходя мимо, прибывшие и встречающие оглядывались на благочестиво застывшую фигуру в фиолетовом плаще – такой молодой мастер, из созерцательного ордена Тихих даров, провинциал, едва приехав в Ковачный, молится перед дорожным маятником. Редкое и трогательное зрелище для столицы! Да и в любом городе странно увидеть мужчину в ордене Тихих даров. Женщины и девушки, проходя мимо, изумлённо улыбались.
Сложив и убрав маятник, Катона повертел головой в поисках выхода из здания вокзала. Духота и медленно текущие мимо людские потоки угнетали его, и хотелось поскорее вырваться на воздух. Он присоединился к той бесконечной змее, которая ползла прочь от самоходок, его тут же зажало между чьими-то плечами и чемоданами, сдавило, потащило – и вдруг выплюнуло на свободу.
Катона стоял на вершине небольшой лестницы, и перед ним простиралась широкое свободное пространство – даже несколько пустынное. Правда, мощёная плиткой площадь перед вокзалом быстро заполнилась людьми, но всё же здесь был свежий воздух. Подняв голову к небу – настолько ярко-голубому, что это почти пугало, – Катона, слегка касаясь пальцами массивных каменных перил (хотя бы они были прохладными), стал неторопливо спускаться. На ходу он несколько неуклюже сунул руку во внутренний карман плаща и достал оттуда синие очки. Нужно поберечь глаза.
По периметру идеальной круглой площади Вокзала были насажены деревья – здесь это были яблони, среди веток которых уже виднелись маленькие плоды, – а на главной площади города, куда Катона добрался на паровой вагонетке, росли каштаны. Ковачный, кажется, показывал пример того, как женское и мужское прекрасно уживаются по соседству – ровная, пустая, как плац, площадь, по которой проложены рельсы для вагонетки, и густые кроны деревьев за её пределами. Вагонеткой управлял мужчина, среди деревьев ходила с корзиной инструментов садовница. Конечно, в такой прекрасной, правильной обстановке Катона казался бельмом в глазу. Мужчина – в фиолетовой форме! Тихие дары! Мастер, чьих глаз не видно было за очками, отстучал пальцами дробь по серебристой крышке своих часов.
В самом центре площади, где бил маленький фонтан, чья струя заставляла вращаться декоративные шестерёнки, Катону ждала женщина в одежде подмастерья Тихих даров.
- Очень рада Вас видеть, мастер! – она поприветствовала его с широчайшей улыбкой.
Он назвал свою фамилию:
- Катона. – Имён у мастеров нет.
Она назвала короткое имя, полагающееся подмастерьям:
- Гис. – Через какое-то время она тоже оставит себе только фамилию.
Обменялись рукопожатием и неторопливым шагом пошли через площадь.
- Как Вам столица?
- Пока что я видел только душный вокзал и паровую вагонетку. Но если Ковачный таков, какова его главная площадь, то он мне по душе. А скажите-ка, подмастерье, не знаете ли Вы, по какому поводу меня вызвали сюда?
Гис в смущении потянула себя за мочку уха:
- Не могу ничего сказать, мастер. Знаю только, что мы должны встретиться с мастерами из Грозных даров, но что им нужно – не имею представления.
Катона молча пожал плечами. Упоминание ордена Грозных даров явно его не обрадовало.
- Вряд ли для того, чтобы созерцать маятник и беседовать о дарах Бога, – почти жалобно сказал он после небольшого молчания. Гис, до сих пор смотревшая строго вперёд, с живостью обернулась:
- А вот и нет! Может быть, как раз о дарах. Вы разве не знаете, мастер, какой слух прошёл?
Всё-таки речь женщины сильно отличается от речи мужчины, вне зависимости от ордена. Катона слегка улыбнулся:
- Я далёк от столиц, подмастерье. О каком слухе речь?
- Скрытый дар, конечно же!
- О всеблагие Зубья! – фыркнул Катона. – Об этом пускают слухи уже которое столетие. Причём именно люди из Грозных даров любят объявлять, что вот-вот подберутся к тайне Скрытого дара… может быть, они собираются порыться в шестерёнках Машины Мироздания, но ничего самонадеяннее и глупее – и это не только моё мнение, – придумать невозможно. Каждая такая попытка заканчивается тем, что мы потом столетия повторяем: нельзя проникнуть в тайны божественного. А затем всё начинается сначала.
- Ну, что поделать, равновесие… – глубокомысленно протянула Гис, снова потянув себя за ухо. – Достигается только после колебаний в стороны.
- Недолго же мы держим равновесие, – буркнул Катона, которому было теперь совестно за свою вспышку. Не лучший спич перед дружеской встречей с орденом Грозных даров.