Я только подохренел слегка, а так я совершенно спокоен (с)
И это всё о нёмДолго, долго я сбиралась написать что-то о «Нибелунгах» Фрица Ланга, но, наконец, сподобилась. Вернуться к фильму меня заставил роман Теа фон Харбоу (всем, кто не знал, я растрезвонила, что это сценарист фильма, но отдельно оговариваю), который даже проиллюстрирован был кадрами из фильма.
Собственно говоря, меня заставил задуматься один момент в романе. Там действие начинается с приезда Рюдигера в Вормс в качестве свата – Зигфрида уже вполне убили. Однако Кримхильда , пригласив посла к себе и беседуя с ним, вспоминает, как шпильман Фолькер пел песню о подвигах Зигфрида, и именно тогда она впервые узнала о нём и пр. И пересказывает эту песню – и про дракона, и про нибелунгов, и про клад.
Таким образом, мы не видим живого Зигфрида, а только слышим легенды и песни да видим его через призму воспоминаний Кримхильды. Это, с одной стороны, возвышает его, а с другой – создаёт невыгодную для него ситуацию: мы не воспринимаем его как живого человека, а Хаген, Гунтер и бургунды для нас живые. И месть Кримхильды окончательно дискредитирована, она мстит за призрака, за ничто.
А что мы имеем в фильме? Вроде бы, наоборот, всё начинается с Зигфрида, с его обучения у кузнеца Миме. Однако в скором времени мы видим, что всю эту историю рассказывает благородной публике певец Фолькер. К слову, получается, забавный перевёртыш: выходит, бургунды слушали сказку, герой которой услышал сказку о них, о бургундах, и отправился на их поиски…
Ситуация с песней очень хорошо заменяет рассказ Хагена, который был в оригинале – ведь он, по сути, даёт срочную справку, так как Зигфрид уже стоит у ворот, а у нас здесь немое кино, злоупотреблять титрами не стоит, и нужно иметь время, чтобы неторопливо развернуть историю Зигфрида перед зрителями. И приём найден. И режиссёр несколько иначе выстраивает приключения Зигфрида, нежели последующие события. Нигде больше он не напускает дыму-туману, не выстраивает декорацию так театрально (чего стоит дерево практически в пустоте, на котором подстерегает Зигфрида нибелунг Альберих). Однако резкой границы между «сказанием о Зигфриде» и всем последующим всё же нет.
И как мы видим это самое «сказание»? Ведь это важно, от этого зависит образ Зигфрида, и следовательно, отношение к его поступкам – к его убийству – к мести за него – хотя б отчасти.
Два подвига показаны нам – убийство дракона и захват клада нибелунгов. Дракон сделан великолепно, несмотря на то, что нынешний зритель, по идее, должен был бы только посмеяться над технологиями 23-го года. Но Ланг добился кое-чего, что не зависит от технологий: он создал образ. Тем, как эта кукольная зверюга двигает головой, тем, как фыркает, окуная морду в ручей. Никакая компьютерная графика не даст такого эффекта. Это старый зверь, обросший ракушками, для которого прогулка к ручью – целое событие. Он явственно удивлён смелостью Зигфрида, он совершенно не привык, чтобы на него нападали. Это видно по тому, как он ревёт на Зигфрида, как отступает, как бодает головой воздух. Ланг был мастером деталей, он мог создать образ за пять секунд экранного времени (помнится, я восхищалась короткой, но дорогого стоящей, проходкой проститутки в «М»). И он умел добиваться нужного эффекта.
И убийство дракона в его фильме – жестоко. Так же, за счёт коротких кадров и небольших деталей, и за счёт самого образа. И это не смотрится подвигом. И от убийства дракона тянется ниточка к убийству самого Зигфрида. В последний раз шевельнув хвостом, умирающий зверь заставил листок липы упасть на спину своего убийцы – это запоминается головой. Силуэт Хагена, замершего на крутом речном берегу перед броском копья, страшно похож на силуэт Зигфрида, остановившегося на краю оврага перед тем, как броситься на дракона – это запоминается эмоционально, почти подсознательно.
Зигфрид, омывшийся в крови дракона, в конце концов, умоется собственной кровью. Действует закон сохранения энергии зла – никакое зло не пропадает, только копится и витает в воздухе. Зигфрид, чистый, как стёклышко, ступил на эту тёмную дорожку, въехал в страну нибелунгов.
Гном Альберих, в свете всех последующих событий, конечно, сильно напоминает ходячий еврейский капитал. Так и ожидаешь, что он сейчас, в самом лучшем случае, пропоёт: «Фунт вашего прекраснейшего мяса…». Но, на минуточку, фильм был снят в 1923-м, Ланг был еврей, Ланг в 33-м году уехал из Германии, Ланг снял «Завещание доктора Мабузе», в конце концов. В людях искусства нет ничего сверхчеловеческого. Но смотреть сквозь идеологически стёклышки на великое кино я хочу менее всего. Я хочу понять.
Альберих комичен своей походочкой, своим квадратным силуэтом. Понятно, почему Зигфрид пожалел его и не стал убивать – чего ждать от эдакого типа? И ведь в самом деле, что карлик может сделать с героем, к тому же, уже покрытым драконьей бронёй. Естественно, что когда, оказавшись в заложниках у Зигфрида и пытаясь ублажить его сокровищами, Альберих снова бросается на него, его попытка обречена на провал. Тут, конечно, Ланг оттянулся – любая ситуация служила ему для решения эстетических задач. Убийство Альбериха мы видим так, как видят его гномы, держащие гигантское блюдо с золотом. Они со страхом и любопытством выглядывают из-под кромки, но ничего, кроме ног Зигфрида и упавшей короны карлика, не могут видеть. Но они быстро узнают, что Альберих мёртв – с его смертью исчезает волшебство подземного царства, и гномы каменеют.
Таким решением убийства Ланг избежал неизбежной суеты схватки, которая только всё портит; но он и задал сцене определённый тон – в победе над Альберихом нет ничего героического, потому что, во-первых, убить слабосильного карлика «арийцу» Зигфриду ничего не стоит, а, во-вторых, и это главный аргумент (в языке настоящего режиссёра ничто не случайно), это показано не значительно и эпично, а в каком-то трагикомическом ключе. Ведь Ланг не раз создаёт нам в фильме величественные композиции, архитектурные мизансцены! Чего стоит рассказ нибелунга о бургундах и их первое появление! А знаменитый приезд Зигфрида в Вормс! А тут? Перебегающие ноги Зигфрида – тот ещё балет – и скатившаяся на пол корона. Похожий приём Ланг использует позднее в «М»: там из-за кустов выкатывается мяч, принадлежавший погибшей девочке. Затихающее движение упавшего/брошенного предмета передаёт ощущение смерти персонажа.
Итак, никакой нацистской подоплёки здесь даже быть не может, хотя бы потому, что убийство Альбериха не возвышает Зигфрида – это отнюдь не героическая победа, и это так подано самим режиссёром. Молодой человек, конечно, встретился с порядочной сволочью (и даже попытался как-то с ней договориться, между прочим), но соотношение сил изначально было неравным. Я бы даже сказала, что Ланг иронизирует над подвигами Зигфрида.
Миме указал своему ученику ту ещё дорожку… Путь в Вормс оказался дорогой к убийствам, двурушничеству и обману, проклятию и, в конечном итоге, смерти.
Каждый подвиг героя всё менее хорош. Победа над драконом – всё-таки победа, добытая в бою, убийство Альбериха – уже совсем не то, а уж история с Брюнхильдой – это... это подлость. Это совсем не то, что было в оригинале, в Песни. К тому моменту Зигфрид уже вляпался.
Когда Хаген начинает играть с ним в бизнес – «утром Брюнхильда, вечером Кримхильда» – герой смеётся и заявляет, что он-де никому не вассал. Но очень скоро он соглашается и на завоевание Брюнхильды для Гунтера, а позднее – с сопротивлением, с тяжёлым сердцем, да – на то, чтобы победить её в спальне. Его самостоятельная воля куда-то подевалась. То ли её утопила в своих объятиях Кримхильда (которой Зигфрид рассказал о своём уязвимом месте, да о браслете Брюнхильды тоже рассказал), то ли всякая самостоятельность заканчивается, когда в дело вступает Хаген.
Нигде, ни в какой интерпретации, Зигфрид не переживает эволюции. Он является и погибает неизменным. Собственно, так и полагается герою. И в фильме Ланга его личность вроде бы остаётся всё той же, и жизнерадостность никуда не девается. Он не мучается угрызениями совести (в отличие от Гунтера), он не понимает сути происходящего (в отличие от Хагена). Он просто живёт, он всегда едет по той дороге, которую ему указали. Лишь бы было кому указать. Он просто не замечает, что земли вокруг всё пустынней, встречные смотрят на него всё враждебней, а туман становится всё гуще. Вроде бы не меняясь, он скользит по наклонной плоскости. Трансформация радостного Зигфрида в изображение черепа (знаменитое видение Кримхильды) произошла ещё до убийства. Трагедия Зигфрида, как и Гунтера – это трагедия несамостоятельности, невозможности выбрать собственный путь. Собственно, главная трагедия ланговской дилогии в том, что самостоятельные герои избирают разрушение по тем или иным причинам, а все остальные не хотят или не могут свернуть на другой путь. Или попросту не понимают, к чему всё идёт. И страшно удивляются, когда из груди вырастает наконечник копья.
Собственно говоря, меня заставил задуматься один момент в романе. Там действие начинается с приезда Рюдигера в Вормс в качестве свата – Зигфрида уже вполне убили. Однако Кримхильда , пригласив посла к себе и беседуя с ним, вспоминает, как шпильман Фолькер пел песню о подвигах Зигфрида, и именно тогда она впервые узнала о нём и пр. И пересказывает эту песню – и про дракона, и про нибелунгов, и про клад.
Таким образом, мы не видим живого Зигфрида, а только слышим легенды и песни да видим его через призму воспоминаний Кримхильды. Это, с одной стороны, возвышает его, а с другой – создаёт невыгодную для него ситуацию: мы не воспринимаем его как живого человека, а Хаген, Гунтер и бургунды для нас живые. И месть Кримхильды окончательно дискредитирована, она мстит за призрака, за ничто.
А что мы имеем в фильме? Вроде бы, наоборот, всё начинается с Зигфрида, с его обучения у кузнеца Миме. Однако в скором времени мы видим, что всю эту историю рассказывает благородной публике певец Фолькер. К слову, получается, забавный перевёртыш: выходит, бургунды слушали сказку, герой которой услышал сказку о них, о бургундах, и отправился на их поиски…
Ситуация с песней очень хорошо заменяет рассказ Хагена, который был в оригинале – ведь он, по сути, даёт срочную справку, так как Зигфрид уже стоит у ворот, а у нас здесь немое кино, злоупотреблять титрами не стоит, и нужно иметь время, чтобы неторопливо развернуть историю Зигфрида перед зрителями. И приём найден. И режиссёр несколько иначе выстраивает приключения Зигфрида, нежели последующие события. Нигде больше он не напускает дыму-туману, не выстраивает декорацию так театрально (чего стоит дерево практически в пустоте, на котором подстерегает Зигфрида нибелунг Альберих). Однако резкой границы между «сказанием о Зигфриде» и всем последующим всё же нет.
И как мы видим это самое «сказание»? Ведь это важно, от этого зависит образ Зигфрида, и следовательно, отношение к его поступкам – к его убийству – к мести за него – хотя б отчасти.
Два подвига показаны нам – убийство дракона и захват клада нибелунгов. Дракон сделан великолепно, несмотря на то, что нынешний зритель, по идее, должен был бы только посмеяться над технологиями 23-го года. Но Ланг добился кое-чего, что не зависит от технологий: он создал образ. Тем, как эта кукольная зверюга двигает головой, тем, как фыркает, окуная морду в ручей. Никакая компьютерная графика не даст такого эффекта. Это старый зверь, обросший ракушками, для которого прогулка к ручью – целое событие. Он явственно удивлён смелостью Зигфрида, он совершенно не привык, чтобы на него нападали. Это видно по тому, как он ревёт на Зигфрида, как отступает, как бодает головой воздух. Ланг был мастером деталей, он мог создать образ за пять секунд экранного времени (помнится, я восхищалась короткой, но дорогого стоящей, проходкой проститутки в «М»). И он умел добиваться нужного эффекта.
И убийство дракона в его фильме – жестоко. Так же, за счёт коротких кадров и небольших деталей, и за счёт самого образа. И это не смотрится подвигом. И от убийства дракона тянется ниточка к убийству самого Зигфрида. В последний раз шевельнув хвостом, умирающий зверь заставил листок липы упасть на спину своего убийцы – это запоминается головой. Силуэт Хагена, замершего на крутом речном берегу перед броском копья, страшно похож на силуэт Зигфрида, остановившегося на краю оврага перед тем, как броситься на дракона – это запоминается эмоционально, почти подсознательно.
Зигфрид, омывшийся в крови дракона, в конце концов, умоется собственной кровью. Действует закон сохранения энергии зла – никакое зло не пропадает, только копится и витает в воздухе. Зигфрид, чистый, как стёклышко, ступил на эту тёмную дорожку, въехал в страну нибелунгов.
Гном Альберих, в свете всех последующих событий, конечно, сильно напоминает ходячий еврейский капитал. Так и ожидаешь, что он сейчас, в самом лучшем случае, пропоёт: «Фунт вашего прекраснейшего мяса…». Но, на минуточку, фильм был снят в 1923-м, Ланг был еврей, Ланг в 33-м году уехал из Германии, Ланг снял «Завещание доктора Мабузе», в конце концов. В людях искусства нет ничего сверхчеловеческого. Но смотреть сквозь идеологически стёклышки на великое кино я хочу менее всего. Я хочу понять.
Альберих комичен своей походочкой, своим квадратным силуэтом. Понятно, почему Зигфрид пожалел его и не стал убивать – чего ждать от эдакого типа? И ведь в самом деле, что карлик может сделать с героем, к тому же, уже покрытым драконьей бронёй. Естественно, что когда, оказавшись в заложниках у Зигфрида и пытаясь ублажить его сокровищами, Альберих снова бросается на него, его попытка обречена на провал. Тут, конечно, Ланг оттянулся – любая ситуация служила ему для решения эстетических задач. Убийство Альбериха мы видим так, как видят его гномы, держащие гигантское блюдо с золотом. Они со страхом и любопытством выглядывают из-под кромки, но ничего, кроме ног Зигфрида и упавшей короны карлика, не могут видеть. Но они быстро узнают, что Альберих мёртв – с его смертью исчезает волшебство подземного царства, и гномы каменеют.
Таким решением убийства Ланг избежал неизбежной суеты схватки, которая только всё портит; но он и задал сцене определённый тон – в победе над Альберихом нет ничего героического, потому что, во-первых, убить слабосильного карлика «арийцу» Зигфриду ничего не стоит, а, во-вторых, и это главный аргумент (в языке настоящего режиссёра ничто не случайно), это показано не значительно и эпично, а в каком-то трагикомическом ключе. Ведь Ланг не раз создаёт нам в фильме величественные композиции, архитектурные мизансцены! Чего стоит рассказ нибелунга о бургундах и их первое появление! А знаменитый приезд Зигфрида в Вормс! А тут? Перебегающие ноги Зигфрида – тот ещё балет – и скатившаяся на пол корона. Похожий приём Ланг использует позднее в «М»: там из-за кустов выкатывается мяч, принадлежавший погибшей девочке. Затихающее движение упавшего/брошенного предмета передаёт ощущение смерти персонажа.
Итак, никакой нацистской подоплёки здесь даже быть не может, хотя бы потому, что убийство Альбериха не возвышает Зигфрида – это отнюдь не героическая победа, и это так подано самим режиссёром. Молодой человек, конечно, встретился с порядочной сволочью (и даже попытался как-то с ней договориться, между прочим), но соотношение сил изначально было неравным. Я бы даже сказала, что Ланг иронизирует над подвигами Зигфрида.
Миме указал своему ученику ту ещё дорожку… Путь в Вормс оказался дорогой к убийствам, двурушничеству и обману, проклятию и, в конечном итоге, смерти.
Каждый подвиг героя всё менее хорош. Победа над драконом – всё-таки победа, добытая в бою, убийство Альбериха – уже совсем не то, а уж история с Брюнхильдой – это... это подлость. Это совсем не то, что было в оригинале, в Песни. К тому моменту Зигфрид уже вляпался.
Когда Хаген начинает играть с ним в бизнес – «утром Брюнхильда, вечером Кримхильда» – герой смеётся и заявляет, что он-де никому не вассал. Но очень скоро он соглашается и на завоевание Брюнхильды для Гунтера, а позднее – с сопротивлением, с тяжёлым сердцем, да – на то, чтобы победить её в спальне. Его самостоятельная воля куда-то подевалась. То ли её утопила в своих объятиях Кримхильда (которой Зигфрид рассказал о своём уязвимом месте, да о браслете Брюнхильды тоже рассказал), то ли всякая самостоятельность заканчивается, когда в дело вступает Хаген.
Нигде, ни в какой интерпретации, Зигфрид не переживает эволюции. Он является и погибает неизменным. Собственно, так и полагается герою. И в фильме Ланга его личность вроде бы остаётся всё той же, и жизнерадостность никуда не девается. Он не мучается угрызениями совести (в отличие от Гунтера), он не понимает сути происходящего (в отличие от Хагена). Он просто живёт, он всегда едет по той дороге, которую ему указали. Лишь бы было кому указать. Он просто не замечает, что земли вокруг всё пустынней, встречные смотрят на него всё враждебней, а туман становится всё гуще. Вроде бы не меняясь, он скользит по наклонной плоскости. Трансформация радостного Зигфрида в изображение черепа (знаменитое видение Кримхильды) произошла ещё до убийства. Трагедия Зигфрида, как и Гунтера – это трагедия несамостоятельности, невозможности выбрать собственный путь. Собственно, главная трагедия ланговской дилогии в том, что самостоятельные герои избирают разрушение по тем или иным причинам, а все остальные не хотят или не могут свернуть на другой путь. Или попросту не понимают, к чему всё идёт. И страшно удивляются, когда из груди вырастает наконечник копья.
-
-
02.07.2012 в 04:31-
-
02.07.2012 в 17:15-
-
02.07.2012 в 18:31Собственно говоря, меня заставил задуматься один момент в романе. Там действие начинается с приезда Рюдигера в Вормс в качестве свата – Зигфрида уже вполне убили. Однако Кримхильда , пригласив посла к себе и беседуя с ним, вспоминает, как шпильман Фолькер пел песню о подвигах Зигфрида, и именно тогда она впервые узнала о нём и пр. И пересказывает эту песню – и про дракона, и про нибелунгов, и про клад.
Знаешь, мне кажется, что в романе это был просто способ избежать ненужного и заезженного "Жил-был в лесу юный Зигфрид". Но ты права: уж коли автор поместил рассказ о нем в чужие уста, мы должны это учитывать при анализе.
Таким образом, мы не видим живого Зигфрида, а только слышим легенды и песни да видим его через призму воспоминаний Кримхильды
Ну это в романе. Или ты только роман и имела в виду?
К слову, получается, забавный перевёртыш: выходит, бургунды слушали сказку, герой которой услышал сказку о них, о бургундах, и отправился на их поиски…
"Это Средневековье, детка"
В последний раз шевельнув хвостом, умирающий зверь заставил листок липы упасть на спину своего убийцы – это запоминается головой.
Ага. Каждый раз как смотрю, так пронимает.
Гном Альберих, в свете всех последующих событий, конечно, сильно напоминает ходячий еврейский капитал.
Во всех идеологических грехах обычно винят Теа. И думаю, что все же не на пустом месте.
Итак, никакой нацистской подоплёки здесь даже быть не может, хотя бы потому, что убийство Альбериха не возвышает Зигфрида – это отнюдь не героическая победа, и это так подано самим режиссёром.
Хм, не хочу сильно уезжать в идеологию и Третий рейх, но мне не кажется, что изничтожение евреев и не мыслилось как нечто героическое.
Миме указал своему ученику ту ещё дорожку… Путь в Вормс оказался дорогой к убийствам, двурушничеству и обману, проклятию и, в конечном итоге, смерти.
И тут еще подумаешь: не лучше было бы, если бы дракон на старости лет все же решил бы Зигфридом закусить? И преуспел бы в этом? Жизнь загублена, но пока еще невинная душа спасена) Хотя спасением невинных душ тут никто особо не мыслит, кажется... В смысле, в фильме.
Собственно, главная трагедия ланговской дилогии в том, что самостоятельные герои избирают разрушение по тем или иным причинам, а все остальные не хотят или не могут свернуть на другой путь. Или попросту не понимают, к чему всё идёт. И страшно удивляются, когда из груди вырастает наконечник копья.
*просто бурные аплодисменты*
-
-
02.07.2012 в 18:54И я уже подумывала "Зачем я всё это пишу?", а тут приходишь ты - и. боюсь, я разгонюсь ещё на незнакома сколько постов
"Мало кто пишет о Ланге много" - это классная формулировка.
Знаешь, мне кажется, что в романе это был просто способ избежать ненужного и заезженного "Жил-был в лесу юный Зигфрид".
Начинать можно было с любого другого места, в принципе
Ну это в романе. Или ты только роман и имела в виду?
Да-да, я только о романе. Просто этот взгляд автора заставил меня обратиться к фильму в поисках похожего приёма ("а был ли он?").
Во всех идеологических грехах обычно винят Теа. И думаю, что все же не на пустом месте.
Теа есть в чём обвинить, но не Ланга же! Она вступила в НСДАП, а он!
Кроме того, мне очень хотелось увидеть хоть что-нибудь сквозь идеологический туман
Хм, не хочу сильно уезжать в идеологию и Третий рейх, но мне не кажется, что изничтожение евреев и не мыслилось как нечто героическое.
Наверное, надо знать о Третьем рейхе много, чтобы иметь возможность писать о фильме
Ну, вот сравнить хотя бы с поделкой Ули Эделя (синагога и баня, конечно, но римейков Ланга и всей остальной фильмографии я не видела). Там была сделана целая эпическая битва Зигфрида с Шильбунгом и Нибелунгом. И, кстати, отношение режиссёра к Зигфрду никаких вопросов не вызывает - делал положительного героя, без всяких вывертов.
Всегда видно, как к кому относится автор. Вот честно.
Жизнь загублена, но пока еще невинная душа спасена) Хотя спасением невинных душ тут никто особо не мыслит, кажется... В смысле, в фильме.
По-хорошему, Зигфриду достаточно было просто проехать мимо. Ведь дракон в лощине сидел себе, а парень поверху ехал - мог бы и не встречаться с драконом вовсе. Но это же Зигфрид! Не в смысле дурак, а в смысле - с его характером и жизненными ценностями, разве он проехал бы мимо... Вот и толкнул первый камень.
-
-
02.07.2012 в 20:11Кстати, её роман первая книжка по Нибелунгам на моей памяти, где соблюдается этот момент - рассказ, а не показ о Зигфриде
Меня память подводит, ничего не могу об этом сказать.
Теа есть в чём обвинить, но не Ланга же!
Я не говорю, что Ланга, я и говорю, что Теа. Мне кажется, что в фильме читаются какие-то националистические послания, и это только от нее может идти, имхо.
Наверное, надо знать о Третьем рейхе много, чтобы иметь возможность писать о фильме
Извини, я не пытаюсь тебя загнобить! Правда! (Даже если временами так кажется.) Я поняла про отношение к Зигфриду. Это я продолжаю мысль из предыдущего своего замечания: я считаю, что тут тоже можно усмотреть идеологическую подоплеку, если ее искать. И да, это дает противоречие, потому что в случае идеологической составляющей (Зигфрид - тру-ариец) идеальный образ Зигфрида оказывается дискредитирован... Но ведь этого многие не видят. Этой дискредитации. И это парадоксальность немецкой националистической пропаганды (в т. ч. времен Второй мировой). Помнишь, Хаген говорил, а я еще его переспрашивала: как это так, мол, у них одновременно и предательский удар в спину, и нибелунговерность, получается, Нибелунги у них то плохие, то хорошие? (а ведь для пропаганды нужен именно плохой и хороший, а не "все герои", как в Песни) Ну и вот. Так и в фильме: "со стороны Харбоу" Зигфрид тру-ариец, и он весь такой гибнет от рук подлых вормссцев, а "со стороны Ланга" всё сложнее.
-
-
02.07.2012 в 20:34То, что я читала/смотрела, начинается или с подвигов Зигфрида, или с чего-то более позднего, но выделения рассказа о Зигфриде. как это в Песни, я не помню
Мне кажется, что в фильме читаются какие-то националистические послания, и это только от нее может идти, имхо.
Просто восприятие фильма настолько отравлено этой темой, что я предпочту однобоко не замечать националистических посланий, чем однобоко замечать
Извини, я не пытаюсь тебя загнобить! Правда!
Нет-нет, я об этом не думала и не пыталась так представить дело
Но ведь этого многие не видят. Этой дискредитации.
Ну... в принципе, в каком-нибудь "Великом гражданине" или "Осколке империи" Эрмлера не видели того ужоснаха и скрытой антиутопии, которые видим мы сегодняшние. Эрмлер вроде как на полном серьёзе всё это снимал. (Сама не знаю - не смотрела
Но Ланг-то не был даже сочувствующим, в отличие от Эрмлера.
Помнишь, Хаген говорил, а я еще его переспрашивала: как это так, мол, у них одновременно и предательский удар в спину, и нибелунговерность, получается, Нибелунги у них то плохие, то хорошие?
Да, очень хорошо помню эту историю. Я ещё тогда предположила, что нацисты отталкивались отдельно от двух частей Песни, никак не соединяя их в сознании. Ну, понятно, что в любом случае обе части оказались ангажированными...
Так и в фильме: "со стороны Харбоу" Зигфрид тру-ариец, и он весь такой гибнет от рук подлых вормссцев, а "со стороны Ланга" всё сложнее.
В романе даже со стороны Харбоу всё выходит не совсем просто, хотя, может, неосознанно... Или это уже я
-
-
02.07.2012 в 20:39Тоже верно. *устыдился и заткнулся* Может, я так настойчиво толкую об этом потому, что для меня отравлено восприятие Песни, а фильм вышел каким-то кособоким в этом плане изначально?..
В романе даже со стороны Харбоу всё выходит не совсем просто
Но ведь скажи, что фильм можно посмотреть очень просто (только не значит, что нужно). А роман как-нибудь я перечитаю)
-
-
02.07.2012 в 21:01Может, я так настойчиво толкую об этом потому, что для меня отравлено восприятие Песни, а фильм вышел каким-то кособоким в этом плане изначально?..
Я бы не сказала, что настойчиво, скорее, я упорно этого не вижу в фильме - чтобы не любовь к кину не горчила
Для тебя восприятие Песни отравлено рейховской пропагандой?
Но ведь скажи, что фильм можно посмотреть очень просто (только не значит, что нужно). А роман как-нибудь я перечитаю)
Можно, конечно; я бы сказала, я сама смотрела его достаточно просто - отложив на время весь свой багаж, или, по крайней мере, попытавшись отложить.
З.Ы. Кстати, о романе - ты мой перевод не смотрела?
-
-
02.07.2012 в 21:51Да, отчасти. То есть мне становится очень неприятно (мягко говоря), когда я натыкаюсь на какие-то следы этого дела. А вот применительно к фильму такого не возникает.
Кстати, о романе - ты мой перевод не смотрела?
К сожалению, нет. Давай ты мне напишешь, по каким конкретно пунктам хотела бы получить впечатления (если таковые есть), а я на следующей неделе постараюсь его прочитать, ага?