Я только подохренел слегка, а так я совершенно спокоен (с)
А теперь, дорогие радиослушатели, как я и обещал – пост про «Голландца». Ебу… летучего.
При разборе этюдов нас учили начинать с хорошего. Собственно, с хорошего всё и началось – с прекрасного дирижёра! (Даже [J]Ulysses E. Tylf[/J] с его равнодушием к дирижёрам сказал, что ему сыграли лучше, чем в Мариинке.) Этот самый Василий Петренко качественно, вкусно отдирижировал Вагнером, у него живой, осязаемый «Голландец». Для меня один из «лакмусовых» моментов в этом плане – появление призрачного корабля. Момент, когда Рулевой засыпает, и происходит Явление. Это маленький музыкальный кусок, который пробирает до костей при нормальном исполнении. Так вот, проверка была пройдена с честью. Ну, и разумеется, прекрасная увертюра, и вовсе не только она.
Начало увертюры, с грозами и бурями, игралось при закрытом занавесе, а открылся он, как только пошла тема Сенты. Правда, зачем открылся, непонятно, потому что нам показывают киношное море за большим окном и женщину, которая неподвижно стоит и на него смотрит. Эта картинка хороша, но не на протяжении семи минут увертюры, в которой более чем дофига различных изменений и тьма тем с лейтмотивами. Но это ещё обсуждаемо, а вот дальше началось… во-первых, на сцене четыре площадки, и действие везде происходит одновременно. Собственно, сцена, показывающая кафешку, где от дождя спасается толпа разномастных персонажей (включая двух монашек и священника, все из римско-католической), в числе коих Даланд и Рулевой. Наверху, над сценой – три комнатки, в одной снимают кино про Голландца, в другой его показывают, а Сента его смотрит, в третьей некая дама принимает любовника, а потом туда вламывается Голландец – ах, она мне изменила. После чего идёт на съёмочную площадку петь арию. По идее, тут должен быть эдакий момент совмещения личного с художественным, потому что актёр явно порет не то и не туда, поёт не по сценарию, режиссёр пытается его унять и не может, а Голландец продолжает вдохновенно петь. Ну, правда, он при этом плохо играет и ещё хуже поёт. Впрочем, нет, я не готов сказать, что из этого он делает хуже. Правда, затем он распоётся, и всё будет далеко не так ужасно.
На сцене же у барной стойки Даланд и Рулевой что-то несут о кораблях, буре, портах и прочем. К чему это всё – непонятно совершенно, и при такой смене места действия режиссёром оправдан только один момент: Даланд подходит к каким-то жандармам и говорит им, что, мол, отдыхайте, парни, вахта была долгой. По музыке же сделан тоже один момент – когда в песне Рулевого раздаётся грохотание оркестра (по ремарке Вагнера это волна ударяет в борт, и всё качается (не щадил он постановщиков)), – это Голландец выпирает из комнаты неверной дамы её любовника.
Раз уж заговорили о работе с либретто и с музыкой. На либретто режик наплевал, потому что его учили, что главное – музыка. С музыкой он попытался поработать. И… знаете, я всё думал, что это мне напоминает. Хор девушек из второго акта дал ответ: пахнет Гитисом! Он, этот хор, решён чертовски узнаваемо: девушки сидят с наушниками и магнитофонами на бобинах, слушают и подпевают, а когда мимо проходят симпатичные мужики – меняют темп, уходят наверх и на пиано, ну, вы знаете, кто слушал ЛГ, эти моменты-задержечки в хоре. Оправдано на все сто! Мы отменно посмеялись. Но знали бы вы, как это знакомо… Так что гитисовое и в хорошем, и в плохом смысле слова. Ещё из хороших находок – это то, что корабль-призрак и его призрачная команда делаются исключительно порывами ветра, несущими какие-то бумажки. В этом плане хорошо придумано появление мертвецов (правда, всё остальное… кхм…) и красив конец первого акта – Даланд уходит, а Голландец задерживается в кафешке, садится за стол, выпивает оставленного, кажется, вискаря, а ветер сносит зонтики, сшибает столы вокруг.
На этом разговор о хороших режиссёрских находках можно закончить и начать говорить о спорных – о попытке Эрика шантажировать Сенту самоубийством, о том, как народ сдувает тем самым ветром в финале, – а затем и о мерзотных – о переодевании Голландца в белый китель на сцене, о том, как он шляется с чемоданом на колёсиках («Я вижу корабль!», говорит Даланд), о гадостной сцене «Рулевой, вахту брось!» с выворачиванием Голландцева чемодана и прысканьем вином Сенте в лицо, ну, и о топтании левых людей на сцене весь первый акт, которые в кафешке сидят, а ничего действию не прибавляют, только отвлекают внимание. И, наконец, о том, что Голландец – серийный убийца. Который по причине измен и ревности убивает своих женщин. Да. Поэтому он в бегах и всегда с чемоданом.
Можно я не буду это комментировать?
Давайте я лучше скажу о девушке.
Три светлых человека есть на сцене. Во-первых, отличный тандем Даланда и Рулевого (Швец и Максутов), которые хорошо поют (Рулевой отлично, а Даланд сносно), актёрски здорово взаимодействуют и как-то пытаются выкручиваться из той идиотской ситуации, в которой находятся весь первый акт (например, то, что они видят мужика с чемоданом, и говорят, что видят корабль). Во-вторых и в-главных, Сента. Одетая в белое платье, стриженая под мальчика, худенькая, неоперившаяся, с ломаной подростковой пластикой. Где-то по подростковому эпатажничает: первую свою вокализную реплику она насвистывает! Явившись босиком с туфлями в руках. Она, в основном, вся такая, но про любовь и нежность у этой сопраны, Асмик Григорян, тоже есть, и отличным образом. То, как именно такая Сента ругается с Мари и девушками, очень оправдано и само по себе у неё очень выверенно – Сента странная и против коллектива, но абсолютно адекватная и без ноток истеричности, как оно часто бывает (а бывает, что и не только нотки, а сплошная истерика). Правда, есть спорные моменты – например, на признания Эрика она надевает наушники, оставшиеся от девушек, и пытается «отключиться» от ухажёра. Это очень понятно, тем более при таком козле, как здешний Эрик, но не по-Сентиному, на мой взгляд, да и эта конкретная Сента не производит такого впечатления во всех остальных эпизодах. Но всё можно простить за балладу.
Баллада, дорогие друзья, прекрасная. Напор, сила, мечта, пралюбовь – всё включено.
Ко всему прочему, Григорян ещё и пела хорошо, хотя местами было… бывало. Но, на мой пристрастный взгляд, без криминала. В целом, если не считать ужаснейшего монолога Голландца, вокальная часть спектакля даже и похвальна.
Хм. Что-то я всё хвалю, а собирался ругать. Ну, второй акт, про который я так много рассказывал – он вообще без ужасов, адекватный и местами забавный, если бы не переодевание Голландца, потому что с жирком дяденьки Дуйсбурга на сцене оказывается по пояс голым не надо. Не надо! Даже если ты хочешь метафорично поменять чёрный плащ на белый китель.
Но перед вторым актом вас ждёт скучная, хоть как-то разбавляемая Рулевым, бредятина первого, в котором Голландец россыпями кидает спичечные коробки из гостиниц, а после – голимый постыдный ужас третьего, где адресатами всех обращений хора морячков и девушек оказываются неподвижно сидящие за столом и глядящие друг на друга Голландец и Сента, которых дразнят, тормошат, потрошат, как я уже говорила, чемодан, Голландца сбрасывают в воду (там то ли причал, то ли бассейн, чёрт его знает), а Эрик обличает Сенту в неверности на глазах у всех, и у Голландца в том числе (и делает это специально чтоб расстроить свадьбу). Голландец отнимает у Сенты вручённые было ей красные туфли и шаль (фетиши от одной из жертв, утопление которой в аквариуме показано флэшбеком в верхней комнатке) и хочет валить, но Сента, выхватив у Эрика пистолет, которым тот давеча грозился застрелиться, обнимает суженого и «единой пулей он убил обоих». Дальше всю кодлу сдувает, трупы остаются стоять, а на белый экран проецируют океан и рыбок. Финита ля трагедия. А ведь это реально мог быть и местами почти случился отличный спектакль. Эрик был качественным Эриком, хоть и непривычно злобным (а не нытиком), про Даланда и Рулевого я сказал, Сента – в кои-то веки! – получилась прекрасная, и даже Голландец был небезнадёжен. И, наконец, такой дирижёр! Эх.
Боги, боги мои, яду мне, яду. То есть что это я! Не мне яду, режику яду. Ведь все аплодировали мужественным артистам, а критики-то, поди, напишут, что постановка Бархатова имела бешеный успех… Весь успех, который был, имелся вопреки постановке. И даже весьма и весьма вопреки.
Короче, яду для господ режиссёров.
При разборе этюдов нас учили начинать с хорошего. Собственно, с хорошего всё и началось – с прекрасного дирижёра! (Даже [J]Ulysses E. Tylf[/J] с его равнодушием к дирижёрам сказал, что ему сыграли лучше, чем в Мариинке.) Этот самый Василий Петренко качественно, вкусно отдирижировал Вагнером, у него живой, осязаемый «Голландец». Для меня один из «лакмусовых» моментов в этом плане – появление призрачного корабля. Момент, когда Рулевой засыпает, и происходит Явление. Это маленький музыкальный кусок, который пробирает до костей при нормальном исполнении. Так вот, проверка была пройдена с честью. Ну, и разумеется, прекрасная увертюра, и вовсе не только она.
Начало увертюры, с грозами и бурями, игралось при закрытом занавесе, а открылся он, как только пошла тема Сенты. Правда, зачем открылся, непонятно, потому что нам показывают киношное море за большим окном и женщину, которая неподвижно стоит и на него смотрит. Эта картинка хороша, но не на протяжении семи минут увертюры, в которой более чем дофига различных изменений и тьма тем с лейтмотивами. Но это ещё обсуждаемо, а вот дальше началось… во-первых, на сцене четыре площадки, и действие везде происходит одновременно. Собственно, сцена, показывающая кафешку, где от дождя спасается толпа разномастных персонажей (включая двух монашек и священника, все из римско-католической), в числе коих Даланд и Рулевой. Наверху, над сценой – три комнатки, в одной снимают кино про Голландца, в другой его показывают, а Сента его смотрит, в третьей некая дама принимает любовника, а потом туда вламывается Голландец – ах, она мне изменила. После чего идёт на съёмочную площадку петь арию. По идее, тут должен быть эдакий момент совмещения личного с художественным, потому что актёр явно порет не то и не туда, поёт не по сценарию, режиссёр пытается его унять и не может, а Голландец продолжает вдохновенно петь. Ну, правда, он при этом плохо играет и ещё хуже поёт. Впрочем, нет, я не готов сказать, что из этого он делает хуже. Правда, затем он распоётся, и всё будет далеко не так ужасно.
На сцене же у барной стойки Даланд и Рулевой что-то несут о кораблях, буре, портах и прочем. К чему это всё – непонятно совершенно, и при такой смене места действия режиссёром оправдан только один момент: Даланд подходит к каким-то жандармам и говорит им, что, мол, отдыхайте, парни, вахта была долгой. По музыке же сделан тоже один момент – когда в песне Рулевого раздаётся грохотание оркестра (по ремарке Вагнера это волна ударяет в борт, и всё качается (не щадил он постановщиков)), – это Голландец выпирает из комнаты неверной дамы её любовника.
Раз уж заговорили о работе с либретто и с музыкой. На либретто режик наплевал, потому что его учили, что главное – музыка. С музыкой он попытался поработать. И… знаете, я всё думал, что это мне напоминает. Хор девушек из второго акта дал ответ: пахнет Гитисом! Он, этот хор, решён чертовски узнаваемо: девушки сидят с наушниками и магнитофонами на бобинах, слушают и подпевают, а когда мимо проходят симпатичные мужики – меняют темп, уходят наверх и на пиано, ну, вы знаете, кто слушал ЛГ, эти моменты-задержечки в хоре. Оправдано на все сто! Мы отменно посмеялись. Но знали бы вы, как это знакомо… Так что гитисовое и в хорошем, и в плохом смысле слова. Ещё из хороших находок – это то, что корабль-призрак и его призрачная команда делаются исключительно порывами ветра, несущими какие-то бумажки. В этом плане хорошо придумано появление мертвецов (правда, всё остальное… кхм…) и красив конец первого акта – Даланд уходит, а Голландец задерживается в кафешке, садится за стол, выпивает оставленного, кажется, вискаря, а ветер сносит зонтики, сшибает столы вокруг.
На этом разговор о хороших режиссёрских находках можно закончить и начать говорить о спорных – о попытке Эрика шантажировать Сенту самоубийством, о том, как народ сдувает тем самым ветром в финале, – а затем и о мерзотных – о переодевании Голландца в белый китель на сцене, о том, как он шляется с чемоданом на колёсиках («Я вижу корабль!», говорит Даланд), о гадостной сцене «Рулевой, вахту брось!» с выворачиванием Голландцева чемодана и прысканьем вином Сенте в лицо, ну, и о топтании левых людей на сцене весь первый акт, которые в кафешке сидят, а ничего действию не прибавляют, только отвлекают внимание. И, наконец, о том, что Голландец – серийный убийца. Который по причине измен и ревности убивает своих женщин. Да. Поэтому он в бегах и всегда с чемоданом.
Можно я не буду это комментировать?
Давайте я лучше скажу о девушке.
Три светлых человека есть на сцене. Во-первых, отличный тандем Даланда и Рулевого (Швец и Максутов), которые хорошо поют (Рулевой отлично, а Даланд сносно), актёрски здорово взаимодействуют и как-то пытаются выкручиваться из той идиотской ситуации, в которой находятся весь первый акт (например, то, что они видят мужика с чемоданом, и говорят, что видят корабль). Во-вторых и в-главных, Сента. Одетая в белое платье, стриженая под мальчика, худенькая, неоперившаяся, с ломаной подростковой пластикой. Где-то по подростковому эпатажничает: первую свою вокализную реплику она насвистывает! Явившись босиком с туфлями в руках. Она, в основном, вся такая, но про любовь и нежность у этой сопраны, Асмик Григорян, тоже есть, и отличным образом. То, как именно такая Сента ругается с Мари и девушками, очень оправдано и само по себе у неё очень выверенно – Сента странная и против коллектива, но абсолютно адекватная и без ноток истеричности, как оно часто бывает (а бывает, что и не только нотки, а сплошная истерика). Правда, есть спорные моменты – например, на признания Эрика она надевает наушники, оставшиеся от девушек, и пытается «отключиться» от ухажёра. Это очень понятно, тем более при таком козле, как здешний Эрик, но не по-Сентиному, на мой взгляд, да и эта конкретная Сента не производит такого впечатления во всех остальных эпизодах. Но всё можно простить за балладу.
Баллада, дорогие друзья, прекрасная. Напор, сила, мечта, пралюбовь – всё включено.
Ко всему прочему, Григорян ещё и пела хорошо, хотя местами было… бывало. Но, на мой пристрастный взгляд, без криминала. В целом, если не считать ужаснейшего монолога Голландца, вокальная часть спектакля даже и похвальна.
Хм. Что-то я всё хвалю, а собирался ругать. Ну, второй акт, про который я так много рассказывал – он вообще без ужасов, адекватный и местами забавный, если бы не переодевание Голландца, потому что с жирком дяденьки Дуйсбурга на сцене оказывается по пояс голым не надо. Не надо! Даже если ты хочешь метафорично поменять чёрный плащ на белый китель.
Но перед вторым актом вас ждёт скучная, хоть как-то разбавляемая Рулевым, бредятина первого, в котором Голландец россыпями кидает спичечные коробки из гостиниц, а после – голимый постыдный ужас третьего, где адресатами всех обращений хора морячков и девушек оказываются неподвижно сидящие за столом и глядящие друг на друга Голландец и Сента, которых дразнят, тормошат, потрошат, как я уже говорила, чемодан, Голландца сбрасывают в воду (там то ли причал, то ли бассейн, чёрт его знает), а Эрик обличает Сенту в неверности на глазах у всех, и у Голландца в том числе (и делает это специально чтоб расстроить свадьбу). Голландец отнимает у Сенты вручённые было ей красные туфли и шаль (фетиши от одной из жертв, утопление которой в аквариуме показано флэшбеком в верхней комнатке) и хочет валить, но Сента, выхватив у Эрика пистолет, которым тот давеча грозился застрелиться, обнимает суженого и «единой пулей он убил обоих». Дальше всю кодлу сдувает, трупы остаются стоять, а на белый экран проецируют океан и рыбок. Финита ля трагедия. А ведь это реально мог быть и местами почти случился отличный спектакль. Эрик был качественным Эриком, хоть и непривычно злобным (а не нытиком), про Даланда и Рулевого я сказал, Сента – в кои-то веки! – получилась прекрасная, и даже Голландец был небезнадёжен. И, наконец, такой дирижёр! Эх.
Боги, боги мои, яду мне, яду. То есть что это я! Не мне яду, режику яду. Ведь все аплодировали мужественным артистам, а критики-то, поди, напишут, что постановка Бархатова имела бешеный успех… Весь успех, который был, имелся вопреки постановке. И даже весьма и весьма вопреки.
Короче, яду для господ режиссёров.
-
-
08.07.2013 в 20:57нездоровыйкайф.И, наконец, о том, что Голландец – серийный убийца. Который по причине измен и ревности убивает своих женщин. Да. Поэтому он в бегах и всегда с чемоданом.
Голландец россыпями кидает спичечные коробки из гостиниц, а после – голимый постыдный ужас третьего, где адресатами всех обращений хора морячков и девушек оказываются неподвижно сидящие за столом и глядящие друг на друга Голландец и Сента, которых дразнят, тормошат, потрошат, как я уже говорила, чемодан, Голландца сбрасывают в воду (там то ли причал, то ли бассейн, чёрт его знает), а Эрик обличает Сенту в неверности на глазах у всех, и у Голландца в том числе (и делает это специально чтоб расстроить свадьбу). Голландец отнимает у Сенты вручённые было ей красные туфли и шаль (фетиши от одной из жертв, утопление которой в аквариуме показано флэшбеком в верхней комнатке) и хочет валить, но Сента, выхватив у Эрика пистолет, которым тот давеча грозился застрелиться, обнимает суженого и «единой пулей он убил обоих». Дальше всю кодлу сдувает, трупы остаются стоять, а на белый экран проецируют океан и рыбок. Финит ля трагедия.
Мама миа, это же нечто...
-
-
08.07.2013 в 21:08И нехорошо тратить свои нервы на таких постановщиков.
В целом пусть бы даже режиссёр ставил про серийного убийцу, хотя это полная дурь — но пусть бы он хоть поставил это профессионально, динамично, оправдано! Так нет, ведь все эти огузки абсолютно профнепригодны, они сценку как следует развести не умеют... и даже вооружённые здравой идеей смотрятся жалко, а уж когда несут такой бред...
-
-
08.07.2013 в 21:13Причём бред-то, по рассказу судя, этаким крещендо идёт. Сдуваемая кодла и оставшиеся стоять трупы меня доконали...
-
-
08.07.2013 в 21:27Трупы были прислонюты друг к дружке, всё по законам физики
-
-
09.07.2013 в 13:27не потащится, лучше дома на диванчике полежит, бесплатно телик посмотрит, благо подобное ежедневно показывают.
-
-
09.07.2013 в 19:11Музыку Бархатов, будучи гитисовой школы, как раз слушает, это видно. Другое дело, что он слушает её задницей ради пары интересных фишечек.