Я только подохренел слегка, а так я совершенно спокоен (с)
Мне показали спектакль про Каварадосси, и такой скарпиозо, как я, проникся и впечатлился в полной мере. Потому что удивительное дело, но Паваротти оказался офигенным актёром, причём играющим даже больше лицом и телом, нежели голосом о__О. Для меня звучит фантастикой, но вот... бывают разрывы шаблона. Другой такой разрыв - МакНил, про которого я читала, что он-де никакой актёр, отвратительный Скарпиа и ваще, фу. Оказалось, не фу. Можно согласиться или не согласиться с тем, что он играет - но, так или иначе, он это играет качественно.
Играет, однако, половину барона. То есть вести следствие не умеет - вести дознание умеет отлично, и даже перед последним воплем художника лично заходит в камеру, чтобы, очевидно, показать фирменный приёмчик. Хотеть Тоску не умеет - но пугать её умеет знатно. Он определённо не умный Скарпиа (и при нём, ессно, есть очень умный Сполетта) - но получает большой кайф от того, каким умным он себя ощущает и от того, как он думает. он вообще очень наслаждается собой... Боже мой, едва ли не больше, чем Гуэльфи! И видно, как у человека вертятся в голове колёсики, когда он смотрит на портрет Аттаванти. Колёсики вертятся со скрипом, зато заметно. Мыслит барон, мыслит.
Вообще, в первом акте всё очень... прикольно. Мы имеем Скарпиа, у которого Тоска из-под носа выхватывает веер, и который долго не врубается, как это вышло. Точно так же из-под носа она выдернет у него руку, когда он захочет эту руку поцеловать, и, застыв в комичной позе, барон, простите, выйдет на Те Деум! И при таком злодее, внешне похожем на помесь Ельцина с филином, мы имеем самого солнечного, самого живого Каварадосси все времён и народов, который так любит, так любит Тоску, что любой не совсем положительный персонаж, даже если то безобидный Ризничий, должен просто выбеситься от этого! А уж что будет со Скарпиа? Ну как не повесить одного и не изнасиловать другую?!
Тем более что этому барону реально не нужна Тоска в принципе, Те Деум и половина текста второго акта идут в никуда.
А вот у Доси обратная ситуация... собственно, Досей называть его - идти против образа, потому что он, может, и Дося в начале первого акта, а вот дальше совсем другой коленкор. Марио здесь удивителен тем, что это не тряпка, но и не ррреволюционер, каким делают художника, когда не хотят делать его тряпкой. Это просто нормальный штатский человек, который не имел никогда дел со Скарпиа и не держит на его счёт какого-то личного зла, который не хочет лезть в политику, но который помогает беглецу - просто делает хорошее дело, без лишних "форте". И, главное, это человек, который очень любит Тоску. Надо просто видеть, как он на неё смотрит, как улыбается, как прикасается. Как не может её выпроводить из церкви просто потому что не может. Она, как и положено диве, больше любуется собой, больше играет сама с собой, но он делает неземную любовь за двоих.
Веретт здесь вообще - настоящая Луна, актриса-отражатель. Она работает на барона, когда рядом барон, и на кавалера, когда рядом кавалер, но сама она... иногда она прекрасная, а иногда - из-за специфической вокальной мимики, по-моему, - у неё очень глупые глаза, глаза вокалиста, который думает о нотке, если вы понимаете, о чём. При этом отличные находки - например, я практически получила "Висси д'арте" своей мечты: настоящая, большая, наполненная пауза, и Тоска уткнувшись лицом в ладонь, вдруг выключившись из этого ужасного пространства пыток, начинает спрашивать: Господи, а ведь это мне за что-то? Но за что?
И да, там все шикарно поют, хотя к Веретт есть ряд претензий, но мне как-то пофиг. У меня другое действительно претензия - то, что МакНил иногда начинает просто петь... при этом он, например, делает одну из самых потрясающих баронских смертей, а в техническом плане - самую потрясающую. Он выдирает из раны нож, он пытается дойти, потом доползти до Тоски, и он почти до неё дотянулся, да так и умер - очень реалистично, и с открытыми глазами. И так лежит до самого занавеса: с разинутым ртом и раскрытыми глазами. Смерть, сравнимую с этой, я видела только у Мёдль в роли пиковой Графини.
И точно так же будет тянуться к Тоске Каварадосси. Надо сказать, что чаще параллелят жесты Тоски и барона - часто они зеркально отражают друг друга, когда оба персонажа одновременно крестятся, одновременно поднимают руку, причём у Скарпиа это психотехника, он таким образом настраивает её на свою волну. В финале первого акта он держит руку так, будто дёргает её за ниточки... А вот тут, с Каварадосси - именно что символичная параллель. Но, надо сказать, перед этим параллелящим движением кавалер зажмёт себе ладонью рот от ужаса - и преобразует этот жест в воздушный поцелуй...
Третий акт - он вообще самый каварадоссий, но последовательную линию Паваротти вёл всю дорогу, да ещё стоически игнорируя навязчивое внимание публики. Там есть очень странная аллюзия - после пытки окровавленные ладони и следы от шипов на лбу, вызывают невольный вопрос, не будет ли, случаем. копья Лонгина... однако, несмотря на этот отсыльчик, Паваротти играет человека, не возвышенное существо. Забавно, но он в своей арии - полная противоположность Кауфманну, который как воспарит... а тут Марио, который очень боится смерти, и который встречает её с нечеловеческим - вернее, наоборот, очень человеческим - мужеством. Не потому что он умирает за Идею, а потому что у него есть внутренний стержень. И он всё понял про Чивиттавеккью, не дурак - но он одновременно и верит. Доминго унылым выражением лица как бы намекал, что он ничего хорошего не ждёт, а Паваротти на славу старается для Тоски - более того, он так счастлив, почти экстатически счастлив, этим последним минутам с ней, что абсолютно искренне поёт про свободу, счастье и проч. Это вообще едва ли не самый искренний Каварадосси. И уж точно самый несопливый. Нигде он не разводит жалобнютко. На реплике, обращённой к тюремщику, мол, я оставляю дорогого человека в этом мире, почти все тенора из-за мелодического хода начинают ныть. Надо видеть - и слышать, хотя обычно Паваротти просто богически поёт и мало играет именно голосом, - как собранно он это произносит. Он сорвался только на самой первой реплике - что у него есть последняя просьба. Дальше - нет, он не унижается.
И после арии он торопливо пишет перебинтованными руками, так деловито, что отмахивает от Тоски, трогающей его сзади за плечо - и только потом узнаёт. Последний комический момент перед расстрелом, перед смертью Марио, который будет пытаться ползти к Тоске из последних сил, протягивать ей руку. И как апофеоз - выкрикнув всем известную реплику, Тоска, перед тем, как сигануть, осеняет себя крестом. И Сполетта, видя ЭТО, испуганно крестится - в полном ужасе от случившегося. Даже этого типа - который про тщетный обыск-то начал рассказывать только чтобы подготовить барона к тому, что художник арестован, и вызвать правильную реакцию, - даже этого манипулятора, кукловода при кукловоде - проняло. Меня проняло тоже.
Играет, однако, половину барона. То есть вести следствие не умеет - вести дознание умеет отлично, и даже перед последним воплем художника лично заходит в камеру, чтобы, очевидно, показать фирменный приёмчик. Хотеть Тоску не умеет - но пугать её умеет знатно. Он определённо не умный Скарпиа (и при нём, ессно, есть очень умный Сполетта) - но получает большой кайф от того, каким умным он себя ощущает и от того, как он думает. он вообще очень наслаждается собой... Боже мой, едва ли не больше, чем Гуэльфи! И видно, как у человека вертятся в голове колёсики, когда он смотрит на портрет Аттаванти. Колёсики вертятся со скрипом, зато заметно. Мыслит барон, мыслит.
Вообще, в первом акте всё очень... прикольно. Мы имеем Скарпиа, у которого Тоска из-под носа выхватывает веер, и который долго не врубается, как это вышло. Точно так же из-под носа она выдернет у него руку, когда он захочет эту руку поцеловать, и, застыв в комичной позе, барон, простите, выйдет на Те Деум! И при таком злодее, внешне похожем на помесь Ельцина с филином, мы имеем самого солнечного, самого живого Каварадосси все времён и народов, который так любит, так любит Тоску, что любой не совсем положительный персонаж, даже если то безобидный Ризничий, должен просто выбеситься от этого! А уж что будет со Скарпиа? Ну как не повесить одного и не изнасиловать другую?!
Тем более что этому барону реально не нужна Тоска в принципе, Те Деум и половина текста второго акта идут в никуда.
А вот у Доси обратная ситуация... собственно, Досей называть его - идти против образа, потому что он, может, и Дося в начале первого акта, а вот дальше совсем другой коленкор. Марио здесь удивителен тем, что это не тряпка, но и не ррреволюционер, каким делают художника, когда не хотят делать его тряпкой. Это просто нормальный штатский человек, который не имел никогда дел со Скарпиа и не держит на его счёт какого-то личного зла, который не хочет лезть в политику, но который помогает беглецу - просто делает хорошее дело, без лишних "форте". И, главное, это человек, который очень любит Тоску. Надо просто видеть, как он на неё смотрит, как улыбается, как прикасается. Как не может её выпроводить из церкви просто потому что не может. Она, как и положено диве, больше любуется собой, больше играет сама с собой, но он делает неземную любовь за двоих.
Веретт здесь вообще - настоящая Луна, актриса-отражатель. Она работает на барона, когда рядом барон, и на кавалера, когда рядом кавалер, но сама она... иногда она прекрасная, а иногда - из-за специфической вокальной мимики, по-моему, - у неё очень глупые глаза, глаза вокалиста, который думает о нотке, если вы понимаете, о чём. При этом отличные находки - например, я практически получила "Висси д'арте" своей мечты: настоящая, большая, наполненная пауза, и Тоска уткнувшись лицом в ладонь, вдруг выключившись из этого ужасного пространства пыток, начинает спрашивать: Господи, а ведь это мне за что-то? Но за что?
И да, там все шикарно поют, хотя к Веретт есть ряд претензий, но мне как-то пофиг. У меня другое действительно претензия - то, что МакНил иногда начинает просто петь... при этом он, например, делает одну из самых потрясающих баронских смертей, а в техническом плане - самую потрясающую. Он выдирает из раны нож, он пытается дойти, потом доползти до Тоски, и он почти до неё дотянулся, да так и умер - очень реалистично, и с открытыми глазами. И так лежит до самого занавеса: с разинутым ртом и раскрытыми глазами. Смерть, сравнимую с этой, я видела только у Мёдль в роли пиковой Графини.
И точно так же будет тянуться к Тоске Каварадосси. Надо сказать, что чаще параллелят жесты Тоски и барона - часто они зеркально отражают друг друга, когда оба персонажа одновременно крестятся, одновременно поднимают руку, причём у Скарпиа это психотехника, он таким образом настраивает её на свою волну. В финале первого акта он держит руку так, будто дёргает её за ниточки... А вот тут, с Каварадосси - именно что символичная параллель. Но, надо сказать, перед этим параллелящим движением кавалер зажмёт себе ладонью рот от ужаса - и преобразует этот жест в воздушный поцелуй...
Третий акт - он вообще самый каварадоссий, но последовательную линию Паваротти вёл всю дорогу, да ещё стоически игнорируя навязчивое внимание публики. Там есть очень странная аллюзия - после пытки окровавленные ладони и следы от шипов на лбу, вызывают невольный вопрос, не будет ли, случаем. копья Лонгина... однако, несмотря на этот отсыльчик, Паваротти играет человека, не возвышенное существо. Забавно, но он в своей арии - полная противоположность Кауфманну, который как воспарит... а тут Марио, который очень боится смерти, и который встречает её с нечеловеческим - вернее, наоборот, очень человеческим - мужеством. Не потому что он умирает за Идею, а потому что у него есть внутренний стержень. И он всё понял про Чивиттавеккью, не дурак - но он одновременно и верит. Доминго унылым выражением лица как бы намекал, что он ничего хорошего не ждёт, а Паваротти на славу старается для Тоски - более того, он так счастлив, почти экстатически счастлив, этим последним минутам с ней, что абсолютно искренне поёт про свободу, счастье и проч. Это вообще едва ли не самый искренний Каварадосси. И уж точно самый несопливый. Нигде он не разводит жалобнютко. На реплике, обращённой к тюремщику, мол, я оставляю дорогого человека в этом мире, почти все тенора из-за мелодического хода начинают ныть. Надо видеть - и слышать, хотя обычно Паваротти просто богически поёт и мало играет именно голосом, - как собранно он это произносит. Он сорвался только на самой первой реплике - что у него есть последняя просьба. Дальше - нет, он не унижается.
И после арии он торопливо пишет перебинтованными руками, так деловито, что отмахивает от Тоски, трогающей его сзади за плечо - и только потом узнаёт. Последний комический момент перед расстрелом, перед смертью Марио, который будет пытаться ползти к Тоске из последних сил, протягивать ей руку. И как апофеоз - выкрикнув всем известную реплику, Тоска, перед тем, как сигануть, осеняет себя крестом. И Сполетта, видя ЭТО, испуганно крестится - в полном ужасе от случившегося. Даже этого типа - который про тщетный обыск-то начал рассказывать только чтобы подготовить барона к тому, что художник арестован, и вызвать правильную реакцию, - даже этого манипулятора, кукловода при кукловоде - проняло. Меня проняло тоже.